"Север Гансовский. Башня (Авт.сб. "Человек, который сделал Балтийское море")" - читать интересную книгу автора - Никак. Я же вам объясняю, что...
Тут я сделал вид, что мне плохо. Встал, шагнул в сторону ниши, будто не сознавая, куда иду, шатнулся, схватился за занавеску и отдернул ее. В нише никого не было. Офицер следил за моими эволюциями, обеспокоенно вставая. - Вам что, нехорошо? - Нет. Уже проходит. Как-то вдруг, знаете... Сегодня много работал. Он посмотрел на пустую нишу, потом на меня. - Ну ладно, господин Кленк, можете идти. Но не советую вам продолжать. - Продолжать что? Он подал мне какой-то белый бланк. - Имейте в виду, что вы предупреждены. - О чем?.. Какие, собственно, ко мне... Но он уже подошел к двери и отворил ее. У меня возникло впечатление, будто он всего лишь старался выполнить формальность. Выговорить текст, который в каких-то случаях полагается. - Вам следует знать, что мы этого не потерпим. - Он уже слегка подталкивал меня к двери. - Не потерпите чего? Дверь закрылась. Я остался один в коридоре, автоматически спустился вниз, автоматически подал дежурному белый бланк, который оказался пропуском на выход. Итак, сказал я себе, Бледный тут ни при чем. Но мне предъявлено обвинение в том, что я занимаюсь антиправительственной пропагандой. Я!.. Солдат вермахта! Ненависть охватила меня. На миг мне захотелось повернуться к зданию комиссариата и кулаками сокрушать его. Выдирать решетки из окна, выламывать дубовые двери, разбивать шкафы и столы, заполненные бумагами. Но что сделаешь кулаками? Почти сразу за мной из дверей комиссариата высыпала группа сотрудников. Начинался обеденный перерыв. Они обменивались шуточками и закуривали. Были все в чем-то одинаковы. Их характеризовала спокойная, уверенная манера людей, которые судят, которые всегда правы. Хорошо выкормленные, с гладкими и даже добродушными физиономиями, они пересмеивались, глядя на проходящих мимо девушек. А я с красной царапиной на подбородке, с лицом, искаженным злобой, выглядел странно и дико рядом с ними. Вышел Кречмар, присоединился к своим. И вдруг я увидел его иначе. Его мальчишкой призвали в вервольф в самом конце, поставили с фаустпатроном где-нибудь в подворотне, и он поднял руки при виде приближающегося американского танка. От помпезности обещанной Гитлером "тысячелетней империи" он захватил только послевоенную голодуху, "черный рынок", развалины домов. Положительных эмоций фашисты у него не вызывают. Было заявление, он почел себя обязанным отреагировать. Вызвал, проверил, предупредил. Не более того. Пиво в кабачке, партия в картишки, в скат - вот это по его части. Я попал к нему случайно и без связи с моими занятиями. Успокоившись, я пошел к дому кружным путем. |
|
|