"Валерий Николаевич Ганичев. Росс непобедимый (Исторические повествования) " - читать интересную книгу автора

По принятому обычаю разделили добычу на две части, и кош послал
генералу Румянцеву его долю пленных и двух жеребцов с седлом. Много дней
еще патрулировали в Забужье казаки, между речками Чичиклея, Кодыма,
Тилигула, Куяльник, нападая на обозы, отряды, беря в плен турок-янычар,
валахов, крымчаков.
Тут и был убит куренной атаман Яков Воскобойник с пятью казаками.
Царица "премного была довольна" своими запорожцами и изволила
объявить им благодарность, а атаману Кальнишевскому прислала свой портрет,
усыпанный бриллиантами. Благодарность неслыханная.
Гулким салютом встретила Сечь возвращающееся войско. Громыхнула
первая гармата на Гасан-башне, а потом ударили куренные пушки. Особенно
дымно было у Пашковского, Деревянковского и Кущевского куреней (из
последнего происходил сам гетман).
Отшумели казаки, попрятали или пропили добро. Шинков, где пропадали
христианские души, в Сечи было немало, и задумались казаки. Собирались
иногда у куреней, на майдане, ездили к своим друзьям на недалекие
зимовники, благо осень была теплая.
- Не казацкое то дило - голову ломать над тим, шо буде! - выскочил
перед "обчиськой" люлькой горячий, нестарый казак Игнатий Россолод. - У
нас есть ворог, и тут все ясно. Чи у вас серденьки заболели, казаки, по
мягким постелям, чи заздрите вы баболюбам та гнездюкам, шо коло своих
хатынок осели? А у меня, братия, одна ридна сестричка, ось вона! - И он
стремительным движением выхватил из ножен саблю с витой ручкой, подбросил
ее вверх, перехватил из руки в руку и лихо вонзил обратно в ножны. - Вона,
панночка наша шаблюка, з басурманами не раз зустривалась, не два. Гадаю,
об этом нам и надо думать, - закончил он свое слово.
Щербань посмотрел по сторонам. Казаки слушали внимательно, хотя
каждый продолжал делать какое-то свое дело.
Один дергал себя за ус, другой укладывал оселедец через левое ухо на
правое, третий пришивал на красную свою черкеску гудзык - пуговицу. Два
дюжих запорожца с десятиаршинными поясами раскручивались в обратную
сторону. Что-то им не понравилось в укладке.
- Игнат, видомо, хоробра дытына. Он, як тот Хвесь, куда схоче, туды и
скаче, и нихто за ним не заплаче. А нам по вольности запорожской плакать
не хочется, - медленно, как бы откусывая слова, начал черноусый казак,
одетый в простую полотняную сорочку, но в острой зеленой шапке со
смушковым околышем, с серебряной кисточкой-китицей наверху, которая
согласно кивала своему хозяину Миколе Ижаку. - Бачилы вы когда-нибудь,
казаки, чтобы старшины да и сам атаман заводили обширные имения, прибирали
к рукам зимовники, стада, сады, рощи, обзаводились работниками? Этого
раньше на Запорожье и не слыхивали. Торговлю завели среди казаков. Они уже
талеры и карбованцы решетом меряют. А московские полковники прямо в центре
Сечи расташувались и все урезают границы Запорожья. Як кажуть, до булавы
треба и головы. А до шаблюки тоже головы не мешае буть, - закончил он,
ощупывая колючий якирец, висевший на поясе и бывший для многих казаков
неизменным оружием.
Отошел, сел на свою бурку, но потом поднялся и со своего места
крикнул:
- Якщо так и далее буде, вольность пропадет, уйду за Дунай, чи на Дон
да на Яик. Может, там ще воля есть.