"Наталья Галкина. Пишите письма (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Это самоновейшее советское божество, - говаривал Наумов, - с
заповедными именами. ОСОАВИАХИМ как Навуходоносор. ДОСААФ как Саваоф. В
какой-то момент стало троично в лицах, называлось ДОСАРМ, ДОСФЛОТ и ДОСАВ.
Возможно, ДОСАВ продал право первородства ДОСААФу. Кто их разберет.

Я писала реферат по истории искусств, разбирала работы 20-40-х годов:
тяга в небо, летчики, альпинисты, спортсмены-прыгуны, стремление ввысь; "и
вместо сердца пламенный мотор"; стала я пересказывать свой опус Наумову,
напирая на романтику, лепеча про горные вершины, но никакой поддержки не
получила, мрачен был Наумов, слушая меня.

- "Пламенный мотор", - язвительно промолвил он, - тоже мне, достижение
протезирования, чудо робототехники.

- Какая еще романтика? - продолжал он желчно. - Атеистические бредни.
Библейское искушение полетом. Горные вершины вместо горних. Старый фокус
факира: обезьяна, лезущая на небо по веревке.

Наумов меня разочаровал.

Я продолжала трудиться над своей в приподнятом тоне исполняемой
писаниной и в одной из книжек про альпинистов 30-х годов наткнулась на
очаровавшую меня тем же самым заветным тоном и слогом цитату: "То
сверкающая, радостная, то грозная и гневная, вызывающая на единоборство, то
таинственная, неуловимой завесой скрывающая себя и лишь на мгновение
открывающаяся фантастическими видениями, суровая, прекрасная, вечно зовущая
страна горных вершин". Е. Абалаков.

- Там, в "лифте", - сказала я Студенникову, - лежала открытка от
Абалакова, я сама ее Косоурову из почторы принесла.

Студенников поднял брови, пожал плечами.

- Один Абалаков давно погиб, другой писем не пишет, он инвалид, без
пальцев, какие письма.

- Может, дальний родственник? - неуверенно спросила я. - А как звали
того, который погиб?

- Евгений.

Стало быть, я доставила адресату открытку из прошлого.

- А что было в открытке?

- Кажется, я не читаю чужих писем, - сказала я, краснея.

- Не читаешь. Но в открытки иногда нос суешь. Как в "лифт" сунула.