"Наталья Галкина. Пишите письма (Роман) " - читать интересную книгу автора

сорванную ромашку, за ним в отдалении маячил подобно замку обсерваторский
купол. На соседней фотографии поменьше он смотрел мне в лицо. И я узнала его
светлые глаза почти без зрачков, встала передо мною картинка из детства,
позабытая, затерянная, обретаемая во всей полноте.

- Я вспомнила, когда видела его в первый раз!

Сын Косоурова, очевидно, принимал меня за тронутую склеротичку. Что не
помешало мне выложить возникший в воздухе эпизод.

- Мне было пятнадцать, моя приятельница взяла меня с собой в Пулково в
гости к знакомым по фамилии Кайдановские. Младшие сыновья катали нас на
мотоциклах. Мы гуляли по весенним обсерваторским лужкам, поднялись с дорожки
на маленькое плато в высохших лужах, потрескавшаяся глинистая чешуйчатая
земля инопланетного такыра, кое-где редкие пучки одуванчиков да
травки-пупавки. С противоположной стороны на будущий лужок поднялся человек
в клетчатой рубашке, он шел навстречу, поздоровался, поздоровались и мы, я
запомнила его светлые юные глаза почти без зрачков, словно он смотрел, не
мигая, на не видимое нами огромное Солнце, Solaris, запомнила военную
выправку, короткую стрижку, седой круглоголовый марсианин с ушами странной
формы. "Кто это?" - спросила я. "Известный ученый К. Он занимается
временем". Больше я ничего о той поездке припомнить не могу. Разве что холод
в обсерваторской башне да светлую занавеску на ветру, похожую на парус.

- То есть, работая почтальоном, вы познакомились с ним вторично?

- Выходит, так.

В средней витрине раскрыт был том "Архипелага ГУЛАГа".

- Ваш отец сидел?

- Десять лет лагерей. С 1936-го по 1946-й. Норильск, Воркута.

- Господи, - сказала я. - Сидел по-черному.

За что сидел, я спрашивать не стала. Однажды я так у одного
репрессированного уже спросила. "Вот дура-то, - отвечал мне переводчик
Петров. - Как это - за что? Да ни за что, само собой".

- Его на новогоднем балу в бывшем Юсуповском дворце арестовали,
тогдашнем Доме культуры Работников просвещения. С танцев в тюрьму попал.
Восходящей звездой советской астрономии считался.

Все вокруг надоело мне разом, осточертело, поблекло, покрылось пылью
Сталинабада. Взорвали Дом культуры Первой пятилетки, где видела я живой
театр из Генуи, чтобы разместить на этом самом месте театр мертвый. После
начали разрушаться колонны Юсуповского дворца, мимо которых вели когда-то
арестованного Косоурова. Что я тут делаю? Чего ищу? Какие-то паршивые два
года дурацкой юности. Тоже мне, поиски утраченного времени.