"Наталья Галкина. Ночные любимцы. Повесть" - читать интересную книгу автора

-- Ну, нет, -- вступил Камедиаров, -- главное, чтобы не огурчики
в брют.
Очевидно, жара действовала на всех, шуток не получалось, веселья
особого тоже.
-- А где наш сказочник? -- спросил Леснин.
Обычно Сандро приходил первым. Пришел он на сей раз на излете
первой карточной игры, рассеянный, бледный и озабоченный.
Шампанское, впрочем, быстро вернуло ему цвет лица и развязало
язык.
-- Что-нибудь случилось? -- спросил Хозяин.
-- Машину занесло, бок ушиб, -- сказал Сандро.
-- В травму-то заходили? -- Николай Николаевич обернулся к
Сандро. -- Переломов, трещин, гематом нет? Хотите, я посмотрю?
-- Все в порядке.
-- А сказка? -- спросила я. -- Сказка будет? Вы остановились на
оазисе. Немец оказался в пустыне и увидел оазис.
-- Все будет. Только чуть позже, хорошо?
-- После карт? -- спросил Шиншилла.
-- Сдавай, -- сказал Эммери.
-- Я пойду в библиотеку, пока вы играете, посмотрю книжки,
ладно? -- сказала я.
Мне не хотелось зажигать в библиотеке бра, и я запалила свечи,
шесть штук, в подсвечниках с арапчатами. Было светло, уютно и
таинственно. Я задернула за собой занавески и села к бюро. В
центре бюро находилась маленькая ниша, в которой стояла
бронзовая дама с письмом в руках, прижимающая пальчик к губам; в
бронзовый остов ее кринолина вставлена была матерчатая зеленого
атласа болванка, набитая опилками: игольница. Бока и зад дамы
были утыканы иголками и булавками с круглыми головками разного
цвета, бирюзовыми, зелеными, алыми, желтыми, белыми. Мне все
время хотелось стащить бирюзовую булавочку; думаю, Хозяин и так
разрешил бы ее взять. Но и стащить, и попросить я по неизвестной
причине стеснялась. Я стала вытаскивать игольницу из ниши. Мне
нравилось ее разглядывать: кудри, письмо, оттопыренный пальчик,
носик точеный. Римско-греческий. Мне показалось, что
прямоугольное окошечко ниши и сама она покрыты пылью; на бюро
лежала тряпочка со следами туши; я стала вытирать пыль в
комнатке бронзовой чтицы и, проведя по потолку, обнаружила в
верхней, скрытой от глаз плоскости небольшое отверстие. Руки у
меня детские; мизинец и до сих пор, как у десятилетнего ребенка;
подобно грудному дитяти, хватающему что ни попадя и лезущему
всюду, я, недолго думая, сунула мизинец в дырочку в бюро.
Мизинец на дне отверстия натолкнулся на жесткую металлическую
преграду, подавшуюся внезапно в глубину, словно я нажала кнопку
или сжала пружину. И из верхнего выступа бюро, из серединного
постамента (на нем, между двумя подсвечниками по бокам выступа,
всегда стояла бело-голубая китайская ваза) вылетел почти
бесшумно, выдвинулся вперед потайной ящик. Повинуясь волне
любопытства, восторга и легкого страха, я придвинула лесенку (с
нее доставали с верхних полок библиотеки книги) и заглянула