"Наталья Галкина. Ночные любимцы. Повесть" - читать интересную книгу автора

-- Ну, извини, -- сказал Шиншилла. -- Нет слов. Пойду-ка я,
правда что, к доктору. А то, неровен час, останусь без брови.
Кому я нужен с накладной? Некосметично. И грозит
профнепригодностью. Ты идешь, чи то остаешься?
-- Поеду на работу к Хозяину и отвезу ему ключ.
-- Ни к чему, -- сказал Шиншилла, -- оставь, где лежал. Все
равно у них есть свой ключ от этой двери. И сто отмычек. Нечего
себя тешить. Ключ она отвезет. Иди, поучись немного. Займись
делом. Я тебя провожу до Невского.
Прохожие поглядывали на заклеенную бровь Шиншиллы. Синяк уже
окружал ссадину, и легкий отек оттенял верхнее веко. Шиншилла
взял меня под руку.
-- Хорошо смотримся, -- сказал он. -- Барышня и хулиган.
На Невском он церемонно поцеловал мне руку.
-- До вечера, барышня.
-- Ты до вечера в тюрьму не загреми, хулиган. Домой не ходи.
Гуляй по бульварам. Если сережка с собой, не забудь к вечеру в
ухо вдеть.
-- Я и губы накрашу. Перед тем, как войти. Чао.
В институте ждали меня консультации по истории КПСС, практика по
рисунку в железнодорожном депо и К.; последний с предложением
покататься на "речном трамвае". После депо и перед пещерой
трамвай речной был в самый раз.
Он плыл, белый пароходик, по темно-синей невской волне мимо
казематов Петропавловской крепости, и вздрагивали гулкие
равелины от громогласной музыки из серебряного радиорупора, под
которым мы сидели, пили лимонад, заедая его "Мишкой на Севере",
эклерами и бутербродами с завалящей колбасой.
Певица с певцом, сменяя друг друга на посту, под шум патефонной
затупившейся иглы о заезженную пластинку блажили про любовь. Кто
пел и что, я не помню; "Ландыши"? "Тишину"? "Мишку"? Или сии
шедевры возникли позже?
В общем, утомленное солнце нежно с морем прощалось. Море было не
так и далеко, о нем напоминали и пароходик, и свежесть речная, и
портальные краны в некотором отдалении; солнце же вполне могло
утомиться, светя всегда, светя везде, до дней последних донца.
Приближался вечер, хотя я его не ждала, спадала жара,
нагревшиеся гранитные парапеты начинала омывать прохлада. Глядя
на ангела с петропавловского шпиля, я вспоминала Эммери. На
корме, на ветру, мы целовались с К. Радиорупор наяривал "Брызги
шампанского". Северная Пальмира была ужасающе прекрасна,
наставало время призраков, развалин, джиннов, мытарей, луней,
нетопырей и прочих ночных видений, в белую ночь становящихся
прозрачными.
На лодочной станции К. взял лодку напрокат. Мы поплыли к
Чернышову мосту. У одного из спусков набережной за мостом я
выскочила из лодки и помахала отчаливающему К. рукой; он помахал
мне в ответ. Поднимался ветер, неся пыль, гоня плавкий воздух,
облака приближались, легкая мгла подернула сверкающие оконные
стекла, придав им ртутный блеск.