"Наталья Галкина. Ночные любимцы. Повесть" - читать интересную книгу автора -- Ну, извини, -- сказал Шиншилла. -- Нет слов. Пойду-ка я,
правда что, к доктору. А то, неровен час, останусь без брови. Кому я нужен с накладной? Некосметично. И грозит профнепригодностью. Ты идешь, чи то остаешься? -- Поеду на работу к Хозяину и отвезу ему ключ. -- Ни к чему, -- сказал Шиншилла, -- оставь, где лежал. Все равно у них есть свой ключ от этой двери. И сто отмычек. Нечего себя тешить. Ключ она отвезет. Иди, поучись немного. Займись делом. Я тебя провожу до Невского. Прохожие поглядывали на заклеенную бровь Шиншиллы. Синяк уже окружал ссадину, и легкий отек оттенял верхнее веко. Шиншилла взял меня под руку. -- Хорошо смотримся, -- сказал он. -- Барышня и хулиган. На Невском он церемонно поцеловал мне руку. -- До вечера, барышня. -- Ты до вечера в тюрьму не загреми, хулиган. Домой не ходи. Гуляй по бульварам. Если сережка с собой, не забудь к вечеру в ухо вдеть. -- Я и губы накрашу. Перед тем, как войти. Чао. В институте ждали меня консультации по истории КПСС, практика по рисунку в железнодорожном депо и К.; последний с предложением покататься на "речном трамвае". После депо и перед пещерой трамвай речной был в самый раз. Он плыл, белый пароходик, по темно-синей невской волне мимо казематов Петропавловской крепости, и вздрагивали гулкие которым мы сидели, пили лимонад, заедая его "Мишкой на Севере", эклерами и бутербродами с завалящей колбасой. Певица с певцом, сменяя друг друга на посту, под шум патефонной затупившейся иглы о заезженную пластинку блажили про любовь. Кто пел и что, я не помню; "Ландыши"? "Тишину"? "Мишку"? Или сии шедевры возникли позже? В общем, утомленное солнце нежно с морем прощалось. Море было не так и далеко, о нем напоминали и пароходик, и свежесть речная, и портальные краны в некотором отдалении; солнце же вполне могло утомиться, светя всегда, светя везде, до дней последних донца. Приближался вечер, хотя я его не ждала, спадала жара, нагревшиеся гранитные парапеты начинала омывать прохлада. Глядя на ангела с петропавловского шпиля, я вспоминала Эммери. На корме, на ветру, мы целовались с К. Радиорупор наяривал "Брызги шампанского". Северная Пальмира была ужасающе прекрасна, наставало время призраков, развалин, джиннов, мытарей, луней, нетопырей и прочих ночных видений, в белую ночь становящихся прозрачными. На лодочной станции К. взял лодку напрокат. Мы поплыли к Чернышову мосту. У одного из спусков набережной за мостом я выскочила из лодки и помахала отчаливающему К. рукой; он помахал мне в ответ. Поднимался ветер, неся пыль, гоня плавкий воздух, облака приближались, легкая мгла подернула сверкающие оконные стекла, придав им ртутный блеск. |
|
|