"М.Галина. Заплывая за буйки" - читать интересную книгу автора

международная обстановка. Я бы даже сказал, обострилась. Я ожидал от вас
большей сознательности, Альберт Викторович.
Он хочет, чтобы я сказал что-то про этого Покровского. Тогда он от меня
отстанет. Или не отстанет?
- Я... правда не знаю. Чего вы от меня хотите?
- Познакомьтесь с ним поближе. Подружитесь с ним. Он очень приятный,
образованный человек. Любит поговорить, поделиться своими мыслями.
- И?
- Что - и? У вас появится друг. У вас же здесь нет друзей, Альберт
Викторович. У вас и раньше не было друзей.
Я не понимаю, он хочет, чтобы я следил за этим Покровским? Втерся к нему
в доверие? Он намекает на то, что меня все ненавидят? Говорят, если человек
переезжает куда-то, даже временно, как я, за ним следует его дело, папка с
завязками, а там все - с самого детства, и все, что ты сделал, и отметки, и
отношения в школе, и всякие случаи, и медицинская карта, и даже то, чего ты
сам не знаешь. А вдруг этот разговор о Покровском - просто отвлекающий
маневр? Чтобы я расслабился и потерял бдительность? Я подумал, что мне надо
торопиться. Вдруг мне все же удастся перехитрить их? И я сказал: хорошо, я
обязательно постараюсь познакомиться с Покровским получше.
- Я знал, что вы меня поймете, - сказал майор Иванов.

В детстве, начитавшись Кусто, я мечтал стать исследователем моря,
плавать в прозрачной, пронизанной солнцем толще воды, а потом написать про
все это замечательную книгу.
Нереально. Пока нереально, во всяком случае. Да и для акваланга
требуется разрешение, которого у меня нет.
Подъем с моря крутой, бетонные ступени лестницы растрескались и
перекосились. Это из-за оползней - после дождя пласты глины отваливаются,
словно ломти хлеба под ножом.
Икроножные мышцы ноют скорее приятно, с чувством выполненного долга.
Сегодня я проплыл четыре км. От пирса до пирса двести метров, десять раз
туда, десять обратно. Мимо обросших скользкой зеленью бетонных блоков,
покрытых острыми зубками мидий, оттолкнуться, развернуться, - вот откуда у
меня столько порезов на ладонях и ступнях, - и вновь по мутной воде, в
которой солнце вычерчивает огненные нули и восьмерки. Когда я засыпаю, они
пляшут перед глазами.
У рынка в трамвай набиваются тяжелые тетки с кошелками, из которых
торчат пучки зеленого лука.
- Уродины сходят? - деловито спрашивает женщина за моей спиной, и я с
миг мучительно соображаю, на что это она намекает, но тут же понимаю, что
речь идет о кинотеатре "Родина" - самом большом в городе, на целых три зала,
с облупившимися колоннами, подпирающими фронтон.
- Я выхожу, - отвечаю я, и чувствую, что горячая волна заливает лоб.
Может, она нарочно так сказала, чтобы посмеяться?
Уже когда подходил к подъезду, вспомнил, что обещал тете Вале купить
хлеба и еще чего-нибудь к чаю, но когда полез в карман, оказалось, что денег
там нет. Вытащили. Скорее всего, в трамвае - или еще там, на пляже, пока я
плавал от пирса до пирса. От унижения и злости у меня слезы на глазах
выступили. Странно, что такое возможно в городе у моря.
Тетке я сказал, что забыл деньги дома, а то она вновь завелась бы. Я и