"Юлия Евгеньевна Галанина. Да, та самая миледи " - читать интересную книгу автора

виновной всегда.
Наверное, палачами становятся очень умные люди.
А теперь заметьте, я не сказала, что это история правдива. Может быть,
я и лгу. В конечном итоге я не собираюсь выворачивать свою душу наизнанку! Я
просто вспоминаю... А к истории с лилией мы вернемся позже.
- Ты должна уехать из города, - сказал тогда Жерар, прикладывая на
клеймо примочку. - Робер получает где-то в Берри приход, ты поедешь с ним. Я
буду скучать по тебе, сестренка!
- Со мной не соскучишься! - надув губы, заявила я. А что я могла ему
еще сказать? Он и так все понимал.


*********


Мы с Робером перебрались в Берри.
Он стал священником в маленьком приходе, я сидела затворницей дома,
ведя скромное хозяйство, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Потихоньку
рубцевались раны на сердце.
Хотела ли я большего? Ну, если в детстве вас учат правильно держать
спину в красивом платье и грациозно танцевать, то в юности трудно согласится
с тем, что ваш удел - кухня и кладовая.
Граф де ла Фер вспоминает, что мы с братом были в Берри пришельцами, и
никто не знал, откуда мы явились. Конечно он, как всегда, прав.
Священнослужители у нас, во Франции, что цыгане - шастают себе по стране, не
оставляя никаких следов.
Другое дело, что ни Робер, ни я, старались ни с кем не общаться. Этот
образ жизни был для нас наиболее привычен.
Брат с головой ушел в дела своего прихода, надо было бы радоваться, но
я видела, что делает это он, истязая себя, словно стараясь непосильной,
отнимающей все время работой заставить себя ни думать, ни чувствовать, ни
жить.
Сердце болело, но что я могла сделать? Сломанную душу извне не
срастишь, а сам Робер упорно не замечал, что Пресвятая Дева смотрит на него
со стены церквушки мамиными глазами.
Зато вскоре о благочестии молодого падре заговорила вся округа. Слепые
люди, опять они видели только то, что снаружи и не могли понять, что человек
отказался от жизни, что разрывая себя на части ради остальных, он делает это
не от полноты души, как у настоящих подвижников, а наоборот, от полной ее
пустоты.
Мое затворничество тоже рождало слухи и сплетни. Когда я выходила в
церковь, за мной просто тянулся шлейф загадочности куда длинней
королевского. А мне так хорошо было одной, со своими думами, своими книгами.
Клеймо тоже чувствовало себя превосходно.
Но все чаще на тех же службах, что и я, стал появляться молодой граф де
ла Фер, двадцатипятилетний красавец с внешностью бога и манерами принца.
Разумеется, совершенно случайно.
Умный, тактичный, сдержанный граф очень ловко начал свою осаду молодой
белокурой красавицы. Он не шел напролом, не обнаруживал своих чувств, а
тихонько приручал меня к себе. Постепенно мы стали друзьями и душа моя