"Юлия Евгеньевна Галанина. Да, та самая миледи " - читать интересную книгу автора Это был первый урок для меня.
Быть красивой, конечно, очень приятно, но если ты о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится. Люди могут предать, умереть, отвернуться. Зато вещи, которые принадлежат тебе и собственность которых за тобой официально признана, останутся с тобой. Они надежней людей. И именно в то время я поняла, что мужчины менее стойки, чем женщины. Братья не выдержали и сломались. Собственная дальнейшая жизнь перестала их интересовать. Они не хотели бороться. Жерар был слишком беден, чтобы быть дворянином, и слишком благороден, чтобы стать мещанином. Он избрал странное, на мой взгляд, занятие, которое, по его мнению, отвечало его положению, и стал палачом. Теперь никто не смог бы его упрекнуть в том, что он, дворянин, опустился до зарабатывания денег на жизнь ремеслом. Нет, он по-прежнему занимался тем, для чего его готовили: убивал людей. Пусть не на войне или на дуэли, а на городской площади, и не шпагой или мушкетом, а топором, но какая, в сущности, разница? Люди его сторонились, как прокаженного, и Жерара это полностью устраивало. Робер послушно стал священником, ни чувствуя в груди ни малейшей божьей искры, призывающий его к этой стезе. Сколько подобных ему... Он был тих и замкнут, но все знают, что священнику и полагается быть таким. Я думаю, со дня смерти мамы душа у него кровоточила день за днем, он был самым добрым из нас. Прошло несколько лет и все забылось. Другие события заслонили в памяти людей все, что произошло с нашей семьей. Осталось лишь стойкое настороженное Той осенью, в день празднования Пресвятой Марии Сентябрьской, когда нас с Робером отпустили на праздник к брату, Жерар сказал: "Вот теперь пора". Мы дождались ночи, взяли заступы и пошли к часовне, туда, где за оградой были могилы самоубийц. Было тихо и темно. Жерар, теперь весьма опытный во всем, что касается переправки человека в мир иной, с помощью Робера откопал останки. Платье лучше сохранилось, чем мама, я же говорила, вещи прочнее людей. Робер по всем правилам отпел ее и мы отнесли маму в склеп к отцу. Вот теперь им действительно было наплевать на людей, на их глупые правила и обряды. Прав был Жерар, у живых другое время. Никто ничего и не узнал. Я росла в монастыре, и все ясней мне становилось, что там я не останусь. Добродетель почему-то стойко охраняет лишь дурнушек. Наверное, у нее дурной вкус. И именно в пятнадцать лет на моем плече появилось клеймо. Этот загадочный момент я обойду молчанием. И не потому, что мне стыд закрывает мне уста. Просто за все эти годы я убедилась, что правда не интересует никого. В наше время басням верят охотнее, любая, даже самая дикая ложь принимается тем благосклоннее, чем точнее она отвечает запросам слушающего. А проверить сказанное никто почему-то не хочет. Ведь для этого надо думать, делать, шевелиться. Гораздо удобнее принять все, как оно есть. Хотя можно и рассказать, почему бы нет... Я любила, когда из монастыря меня отпускали к брату. В его доме, полном |
|
|