"Татьяна Гайдукова. Сократ и Ницше [P]" - читать интересную книгу автора

"разнузданности" как личных, так и социальных инстинктов. Под
"разнузданными инстинктами большинства", "толпы" Ницше подразумевает
борьбу плебса за равенство. На "разнузданные же инстинкты" у меньшинства,
то есть у аристократии, указывает та "анархия инстинктов", которая
требовала врачевания "моралином" и означала отход от традиционных,
агональных устоев греческой жизнедеятельности.
"Наивное видение в греках "прекрасные души", золотые середины и другие
совершенства, восхищения их спокойным величием, "идеальным образом
мыслей", "высокой простотой", - писал в связи с этим философ, - от всего
этого меня предостерег психолог, которого я носил в себе. Я видел их
сильнейший инстинкт, волю к власти, я видел их дрожащими перед неукротимой
мощью этого инстинкта. Я видел, что все их учреждения вырастали из
предохранительных мер, чтобы взаимно обезопасить себя от их внутреннего
взрывчатого вещества..." Чудовищное внутреннее напряжение разрядилось
затем в страшной и беспощадной внешней вражде: городские общины терзали
одна другую, чтобы граждане каждой из них обрели покой от самих себя".
Необходимость заставляла быть сильными: опасность была близка - она
подстерегала всюду. Великолепно развитое тело, смелый реализм и
имморализм, свойственные эллину, были нуждой... Это было следствие, не
существовавшее в начале" [Ницше Ф. Сумерки идолов. Спб., 1907, с. 139].
В лице Сократа "толпа" нашла своего идеолога. "Толпа" нуждалась в
Сократе, и это сделало его победу объективно неизбежной. А подоснова,
подпочва этого конкретно-исторического процесса, по Ницше, извечна.
Тщательное исследование "эпохального" феномена древней Эллады, каковым
явился "феномен Сократа" для истории развития европейской цивилизации,
Ницше (филологом-античником) заставило его увидеть в кажущемся прежде
бесконечном разнообразии исторических узоров, в кажущемся их бессмыслии
скрытые сущностные пружины.
Реальной основой торжества морализма Сократа выступает энергийная мощь
"количества", "стада", "толпы", то есть энергия, которая "вне морали", как
таковая.
Выдающийся гуманист XX века А. Швейцер писал: "Ницше принадлежит
достойное место в первом ряду моралистов человечества. Его никогда не
забудут те, кто испытал всю силу воздействия его идей, когда его страстное
творение, как весенний ветер, налетело с высоких гор в долины философии
уходящего XIX века, ибо они останутся всегда благодарны этому мыслителю,
проповедовавшему истину и веру в личность" [Швейцер А. Культура и этика.
М., 1973, с. 247].
Размышлениям философа было очень созвучно состояние русской
интеллектуальной мысли накануне социально-исторического перелома, в
котором отразилась смятенность души... Сопричастность своему духовному
поиску и терзаниям в России Ницше чувствовал очень глубоко. "Что именно в
России можно" "воскреснуть", верю вам вполне", - писал он Брандесу. Эта
"близость" - прежде всего -в глубокой неудовлетворенности разумом.
"Иногда мне кажется, - писал А. М. Горький, - что русская мысль больна
страхом перед самою же собой; стремясь быть внеразумной, она не любит
разума, боится его". Хитрейший змий В. И. Розанов горестно вздыхает в
"Уединенном": "О мои грустные опыты! И зачем я захотел все знать? Теперь
уже я не умру спокойно, как надеялся". У Л. Толстого в "Дневнике
юности"... сурово сказано: "Сознание - величайшее моральное зло, которое