"Ксения Габриэли. Анжелика и царица Московии ("Анжелика") " - читать интересную книгу автора

настоек. Он повторял, что не следует пренебрегать улучшением своей
внешности. И Анжелика ревностно следовала советам своего мужа-наставника.
Поэтому и теперь, когда пора молодости давно миновала, красавица оставалась
по-прежнему красавицей. Но если прежде в прелести графини де Пейрак
доминировала юная порывистость, то теперь ее зрелую красоту отличала
величественность и естественная горделивость.
Но и во сне руки Анжелики в широких рукавах дорожного платья
придерживали, оберегали с материнской нежностью и заботой юное существо,
склонившееся на ее колени. Онорина, ее шестнадцатилетняя дочь, также
сморенная дорожным сном, доверчиво откинулась на колени матери. Лица девушки
не было видно, как не было видно и ее фигуры, укутанной в широкую шерстяную
мериносовую накидку.
Внезапно карету тряхнуло особенно сильно. Графиня открыла глаза. Руки
ее невольно погладили голову дочери, словно успокаивая, убаюкивая спящую
девушку. Но Онорина не проснулась. В карете царил полумрак, окошки были
завешены. Анжелика осторожно приподняла руки, помассировала виски. Дорога
уже сделалась более ровной. Карета въезжала в Париж.
Анжелика, рассчитывая свои движения, чтобы не разбудить спящую дочь,
потянулась к окошку кареты, высунула голову. Жадно вдыхала запахи города,
большого европейского города, Парижа, ее города, с которым столько было
связано воспоминаний! Пахло конским навозом, содержимым вылитых прямо на
улицу ночных горшков, из подвалов несло гнилью. Но графиня де Пейрак
расширяла красивые ноздри, дыша с жадностью, впитывая дикую смесь запахов
любимого города. Она улыбалась, не понимая, как могла она так долго жить без
Парижа, дышать холодным ветровитым воздухом американского севера! Уже
завиднелась почтовая станция. Растрепанные дети в рваных рубашонках
насторожились, готовые броситься к подъезжающей карете с назойливыми
просьбами к знатным пассажирам - бросить монетку, другую. Хозяин небольшого
трактира выбежал и, приложив ладонь к глазам, вглядывался, пытаясь
определить заранее, насколько знатны и в особенности - насколько
состоятельны - подъезжающие. Он слишком хорошо знал, что иной знатный
дворянин охоч выпить и полакомиться на даровщинку! Карета приближалась,
копыта коней окружены были пыльными облачками. Хозяин с недовольством
покосился на юношу, на вид, лет восемнадцати, который пристроился
непринужденно на пороге ледника и, наклонив голову, что-то вырезал карманным
ножичком, поворачивая ловкими пальцами то так, то этак деревянный чурбачок.
Светло-каштановые прямые прядки спадали на склоненное лицо, скрывая его
черты. Солнце уже пригревало. Молодой человек одет был в простую рубаху и
потертый камзол, штаны протерлись на коленках, но видно было, что он
высокого роста и хорошего сложения, хотя и несколько худощав. Видно было
также, что хозяин трактира побаивается этого юношу, как возможно побаиваться
опасных чужаков.
Внезапно кучер вскрикнул. Анжелика ощутила мгновенной укол внезапного
страха. Она совсем высунулась из окошка. Северина Берн испуганно
привскочила, мгновенно проснувшись. Анжелика успела с материнской
бережностью уложить спящую дочь на сиденье. Девушка что-то пролепетала, но
продолжала крепко спать. А между тем всем сидящим в карете угрожала
опасность. Карету стремительно догонял, явно стремясь обогнать, щегольской
одноместный экипаж.
- Стойте!.. Стойте!.. Мы погибнем!.. - завизжала Северина.