"Франц Фюман. Бумажная книга Пабло" - читать интересную книгу автора

глядя на 441825. 441825 затрясло. "Вот он где, наш голубчик, - произнес,
сияя, шарфюрер. - Наверняка всю ночь томился в ожидании". "Так точно!" -
прохрипел 441825, закрывая глаза. Наступила мертвая тишина, удара не
последовало, 441825 простоял так целую вечность, и целую вечность царила
мертвая тишина. Когда 441825 открыл глаза, то увидел перед собой
шарфюрера. "Ну что ж, доброе утро!" - сказал шарфюрер и ударил 441825 по
носу. В этот раз удар был нанесен справа, несколько сильнее, чем обычно,
но и на сей раз кровь не пошла. 441825 тихонько завыл. "Ну, ну!" -
проронил шарфюрер. 441825 смолк. Голова казалась ему сплошной опухолью.
Шарфюрер хохотнул и двинулся дальше".
Я сойду с ума, заныло все в Пабло. "Каждый день на утренней поверке
441825 получал свой удар по носу. Ничего более страшного с ним не
случалось. На работах его берегли - по прямому приказу коменданта лагеря.
Он состоял в команде, которой было поручено скрести картошку. Мог
наедаться почти досыта. Его не раскладывали на кобыле ["кобыла" -
устройство для пыток], не сталкивали в каменоломни, не подвешивали за
вывернутые руки на суку. Его не окунали в нужник. В лагере его все знали и
все завидовали ему. Всех интересовало, чем он платит за подобные
привилегии. У 441825 были личные нары, но дольше трех часов ему не
спалось: во сне его били по носу, и он с криком просыпался. Сотоварищам
очень хотелось отлупить его, но комендант лагеря запретил строжайшим
образом, и староста блока следил в оба".
И вот подошел шестьсот пятидесятый день. "Так настал 650-й день. На
утренней поверке 441825 стоял в первом ряду и, заслышав шаги шарфюрера,
заскулил по-собачьи. Как было приказано, он стоял, сорвав с головы
полосатую шапку, вытянув руки по швам полосатых штанов, но перестать
скулить он не мог. Из рядов заключенных стали доноситься едва различимые
смешки. Наконец шарфюрер подошел к 441825, а тот все никак не мог
перестать скулить. Шарфюрер укоризненно посмотрел на него. Сейчас он
забьет меня насмерть! - пронеслось у 441825 в голове, мелькнуло как мысль
об избавлении. Не проронив ни слова, шарфюрер пошел дальше. 441825
продолжал скулить. Услышав удаляющиеся шаги шарфюрера, он сперва подумал,
что сошел с ума, потом - что надоел шарфюреру, а затем решил, что наконец
научился делать то, что от него требуют. В лагере ничего не объясняли,
избивали до тех пор, пока не поймешь, чего от тебя хотят. Один из них
должен был ежедневно после обеденной баланды стоять на голове и
кукарекать. Это дошло до него после долгих безмолвных побоев. Ну вот,
теперь я понял, теперь конец! - думал 441825. Это был самый счастливый
день в его жизни, однако ночью он не сомкнул глаз. Он думал, что теперь
ему надо быть собакой и скулить, скулить по-собачьи, каждое утро скулить
на утренней поверке, изо дня в день, до скончания своих дней, тогда его
перестанут бить по носу. Он был счастлив, но спать все же не мог. На
следующее утро, на 651-й день лагерной жизни, он, как всегда, стоял в
первом ряду, сорвав с головы полосатую шапку, вытянув руки вдоль полосатых
штанов. Приближался шарфюрер. Сейчас я должен заскулить, как собака,
подумал 441825 и стал скулить. Стал собакой. Увидев его, шарфюрер просиял.
"Вот он где, наш голубчик, - произнес шарфюрер. - Наверняка всю ночь
томился в ожидании". "Так точно!" - задыхаясь, выпалил узник, перестав
скулить. Он жадно хватал ртом воздух, а во взгляде сквозило безумие. "Ну
что ж, доброе утро!" - сказал шарфюрер и ударил 441825 в нос, на этот раз