"Лука Ди Фульвио. Чучельник " - читать интересную книгу автора

- Давай не будем суетиться, пока не вышла.
- И впрямь. Так зачем звал?
Фрезе вскочил, сгреб со стола пачку писем и засунул в корзину, придавив
сверху ногой.
- Что думаешь про факс? - спросил Амальди.
- Ничего не думаю. Вернее, думаю, что не наша это забота. У нас своих
по горло. И ради бога, забудь ты свой... - Он запнулся и побагровел
(завестись ему ничего не стоило).
- ...пунктик? - закончил за него Амальди.
- Пошел ты, Джакомо! Я все понимаю, но нельзя же...
- Все, хватит. Больше ни слова. - Амальди не заводился никогда, он
неизменно оставался холоден как лед, но не любил, когда ему что-то повторяли
дважды.
Фрезе снова уселся.
Инспектор молчал. Фрезе не был его другом. Разговоры их исчерпывались
работой, они никогда не проводили вместе вечера и никогда не обсуждали
личную жизнь. Но личная жизнь Фрезе была ему хорошо известна. Он носил эту
жизнь на груди, ею провонял весь участок. Вонь скорее душевного, нежели
телесного свойства, вонь от неряшливого, сидячего образа жизни, внутренняя
вонь, которую не вытравить постоянными кутежами, поскольку они тоже стали
частью этого застоя. Запахи пота, грязи, жира и дыма, которые наслаиваются
друг на друга и по отдельности неразличимы, но вместе обволакивают и пачкают
все твое существо.
- Послушай, - начал Фрезе, меняя тему, - ты ведь местный. Помнишь пожар
в сиротском приюте?
- В каком приюте?
Амальди прищурился. Ему трудно было сосредоточиться, отвлечься от
скопища мыслей, нахлынувших на него прямо с утра. Он понимал, что подумали
люди, нашедшие женщину, о которой сообщалось в факсе. Он все помнил. Тело,
как мешок...
- В каком приюте? - встряхнулся он.
- В муниципальном приюте, в том, что сгорел много лет назад... Да
неужто не помнишь? Приют-то у нас один.
- Ну да, - кивнул Амальди. - Муниципальный приют. Тот, что сгорел.
- Тот самый.
- Да, помню.
Если Фрезе ему не друг, кого можно считать его другом? Где его друзья?
Объясняя Фрезе, что никак не может помнить пожар, потому что тогда только
родился, хотя слышал про него, поскольку много лет у всех на устах были
обугленные трупы сирот, монахиня, что как из пушки вылетела из окна третьего
этажа и, уже мертвая, корчилась на тротуаре в языках пламени, словно святая
или ведьма на костре, - втолковывая все это Фрезе, Амальди продолжал думать
о своих друзьях. Старых, из порта, которых навещал время от времени.
Сослуживцы отца, грузчики, что и без грузов уж давно еле ноги волочат. Но и
тех нельзя назвать его друзьями. Он уходил от них в таком же угнетенном
состоянии, как и перед приходом.
- ...Ну, это поверхностное впечатление, - продолжал Фрезе. - Я завел об
этом речь просто так, думаю, вдруг ты помнишь некоторые любопытные
подробности.
- Нет.