"Свинец в крови" - читать интересную книгу автора (Кардетти Рафаэль)

4

Остаток ночи я пил с какими-то незнакомцами и вернулся домой около половины седьмого утра. Меня преследовало чувство опустошенности и неясного отвращения.

Проходя мимо газетного киоска, я увидел рекламу женского журнала, на обложке которого красовалась Наталия. На ней была футболка с надписью «F*** me I am famous», которую я подарил ей за несколько дней до нашего разрыва. Вернее, следовало бы сказать, ее разрыва со мной.

Ничто не предвещало этого, не было ничего, что могло бы навести меня на мысль о ее решении. Как-то вечером она сказала, что нам лучше расстаться. Конечно, для нашего общего блага. Чтобы повседневная рутина не загасила пламя страсти. Но мы будем по-прежнему встречаться и даже останемся друзьями. Нам вместе было хорошо, это было настоящее, крепкое. И может быть, в один прекрасный день, в жизни всякое случается...

Ее аргументы звучали так фальшиво, что я почувствовал себя героем какого-то бразильского сериала. Она покидала в сумку немногочисленные предметы своего туалета, которые держала у меня в квартире, и ушла. Назавтра заехал шофер, чтобы забрать оставшееся.

Меня не удостоили даже настоящей романтической мелодрамой в духе старины. С тех пор мы не виделись. Стремительное возвращение к холостяцкому существованию.

Я купил журнал и поспешил домой, чтобы скорее закончить эту несчастную ночь. Первым лучам зари пока не удавалось пробиться сквозь тонкие занавески, и это было очень здорово. Сумерки отлично гармонировали с моим теперешним одиночеством.

Вдруг по стене гостиной пробежал бледный отсвет зеленой неоновой вывески аптеки на противоположной стороне улицы. Я посмотрел на измученное лицо, отражавшееся в зеркале у входа. До меня дошло, как сказалось на мне отсутствие Наталии.

Мое отчаяние проглядывало в каждой клеточке кожи. Маленькая морщинка на лбу, когда-то еле заметная, теперь стала глубже и длиннее. Жуткие тени легли черными разводами на пол-лица.

Моя внешность оставляла желать лучшего. Если и дальше пойдет в том же темпе, мне, как последней американской домохозяйке, придется прибегнуть к каким-то ухищрениям вроде ботокса. Я с ужасом представлял себе дальнейшее существование с регулярными посещениями хирурга, приемом стероидов и инъекциями токсинов.

Бертен был прав. Мне предстояло заново научиться жить без Наталии.

Ложиться уже не имело смысла. Я сварил себе кофе, устроился в кресле и стал рассеянно перелистывать журнал. Наталия была везде.

На первых страницах она делилась с читательницами своими секретами красоты, рецептами своих любимых блюд и перечисляла книги, которые читает на ночь. Вся середина журнала была посвящена ее повседневной жизни.

Фотограф сопровождал ее в один из «типичных дней». Вот она тренируется на механической дорожке в своей гостиной, вот потягивает, в компании нескольких подружек, энергетический напиток, достоинства которого обычно расхваливала в телероликах, а вот она в квартире Кемпа, обнимается со своим агентом.

Самые удачные фотографии представляли ее на примерке. Жан-Поль Готье, склонившись над ее плечом, делал вид, будто поправляет какую-то булавку. В действительности же на совершенном теле Наталии даже монашеская сутана выглядела бы как сшитая точно по мерке.

Потом я дошел до последней фотографии. Ее сделали в галерее. Наталия, снятая крупным планом, смотрела не в объектив, а куда-то вбок, на что-то, не попавшее в кадр. На заднем плане четко просматривался маленький портрет римского аристократа, закрывавший дверцу моего сейфа.

Лицо Наталии выражало беззаботность. В кои-то веки она не лгала. Фотографу удалось поймать ее такой, какой она была, такой, какой я ее знал. Икона уступила место женщине, в которую я был влюблен.

Эта фотография настолько выбивалась из всех прочих, что я заинтересовался ею. Подпись сообщала только, что Наталия коллекционирует произведения искусства и обожает посещать галереи в Сен-Жермен-де-Пре. На самом деле она могла бы находиться где угодно. Мое имя не упоминалось ни разу.

Правда хлестнула меня наотмашь, я почувствовал боль, как от апперкота в подбородок. Я знал эту фотографию. Как же я сразу не среагировал?

Я бросился в спальню. Возле кровати, на тумбочке, валялся большой конверт из грубой бумаги. В нем лежало с десяток фотографий. Наталия подарила мне их вскоре после фотосессии в галерее. Тогда я только взглянул на них и бросил на тумбочку. В то время я каждое утро просыпался рядом с оригиналом. Мне были не нужны скверные подобия на глянцевой бумаге.

Я взял нужную фотографию, а остальные швырнул на пол. Вернувшись в гостиную, я положил снимок на соседнюю страницу журнала, и мои опасения сразу же подтвердились. На исходной фотографии в кадр попало больше, и взгляд Наталии был устремлен не в пустоту.

Она смотрела на меня.

И сразу нахлынули воспоминания. Наталия выглядела восхитительно в перламутровом платье с большим декольте. Мы занимались любовью за несколько минут до съемки, перед тем, как выйти из ее квартиры. Она улыбалась, ей было хорошо, она настаивала, чтобы фотограф снял нас вместе, вдвоем, придав тем самым законность нашей связи.

Съемка оказалась очень короткой, честно говоря, короче и не бывает. Потом мы вернулись к ней в квартиру и снова занялись любовью на полу, прямо на ковре в ее гостиной.

Фотографию перекадрировали с одной-единственной целью — убрать меня. А между тем она вышла очень удачной, настолько, что ее купили многие журналы. Наталия с гордостью сообщила мне об этом, когда подарила отпечатки. В эту самую минуту читательницы чуть ли не двадцати стран имели перед глазами свидетельство моего любовного фиаско.

Констатация этого грустного факта окончательно лишила меня гордости. Я схватил телефон и лихорадочно набрал ее номер. Как и в прошлые разы, металлический голос сообщил мне, что вызываемого номера не существует. Наталия сменила его на следующий день после своего ухода.

Я подумал, что она сменила и замок в своей квартире и что мой ключ мне больше не понадобится. Все это действительно напоминало скверный телефильм.

Я положил трубку, а потом решил позвонить Кемпу. После семи или восьми гудков мне наконец ответил сонный голос:

— Мммм...

— Кемп?

— Кто это?

— Алекс Кантор.

—Ты мне надоел, Алекс. Ты знаешь, который час?

— Уже больше семи часов. Я думал, ты встаешь раньше, старина.

— Вчера вечером я работал допоздна. И не зови меня так. Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу такую фамильярность.

Врал Кемп плохо. А вот злился он по-настоящему, в этом не могло быть никаких сомнений. От усталости его немецкий акцент становился более заметным.

— Чего ты хочешь?

— Поговорить с Наталией. Дай мне ее новый номер.

— Речи быть не может, она не желает с тобой общаться, даже по телефону. Оставь ее в покое. Вы уже не вместе, я тебе напоминаю об этом, если ты вдруг забыл.

— Будь душкой, Кемп, скажи хотя бы, где она.

— На сессии в Нью-Йорке. И вернется только на следующей неделе.

— Я видел ее сегодня ночью в «Инферно», — вздохнул я, немного раздосадованный тем, что Кемп считает меня таким идиотом.

— Ты, наверное, перепутал. Наталии сейчас в Париже нет.

— Значит, я могу зайти к ней и проверить? — спросил я, нарочно провоцируя его.

Мне совершенно не хотелось иметь дело с кодовым замком на двери Наталии, но этого Кемп знать не мог. Мой вопрос его только еще больше разозлил. Его досада переросла в явное раздражение.

— Ты невозможный человек, Алекс. Когда ты наконец перестанешь быть ребенком? Наталия решила, что, оставшись с тобой, повредит своей карьере. У нее есть дела и поинтересней, чем тратить свою жизнь на ничтожество вроде тебя. Между вами все кончено.

— Ей будет лучше убивать время с денежными мужиками, вроде того типа с сигарой, да? Сколько миллионов у него на счете? Ты хотя бы получаешь проценты, когда даешь ее напрокат на вечер?

Кемп, казалось, растерялся. Несколько секунд он молчал. Я слышал, как он дышит в трубку. Я нажал на болевую точку.

— Ну что, Кемп, даже не защищаешься? Не хочешь ли ты мне сказать, что...

Мои слова ушли в пустоту. Агент положил трубку, не сказав больше ни слова. В ухо мне ударил пронзительный гудок.

Я не узнал почти ничего нового, разве что убедился, что Кемп причастен к моим бедам. И еще этот тип в темно-сером костюме. Мне не верилось, что Наталия могла бросить меня из-за него.

Вдруг комната завертелась вокруг меня. Я еле успел добежать до туалета и нагнуться над унитазом. Я изрыгал не только излишки спиртного из желудка. Одновременно я освобождался от отвращения, которым наполняла меня вся эта история.

Когда наконец я нашел в себе силы выпрямиться, острая боль пронзила виски. Я бросился на кровать и забылся мертвым сном, молясь о том, чтобы проснуться как можно позже.