"Макс Фриш. Назову себя Гантенбайн" - читать интересную книгу автора

этого; она старается только выхватить у него свой голубой чепчик, но
безуспешно, хотя в коридоре тем временем появился дежурный врач. Он твердит
свое - дежурный врач, конечно, вообще не понимает, в чем дело, - твердит,
как учитель иностранного языка, который хочет вдолбить что-то в головы
учеников повторением: "Я Адам, а ты Ева, я Адам, а ты Ева!" - а Эльке,
беспомощная, как будто перед ней пьяный, кричит не на него, а на дежурного
врача: почему тот стоит и не помогает ей. А ведь ничего плохого с ней при
этом не происходит. Дежурный врач, держа руки в карманах белого халата,
стоит как вкопанный, ухмыляясь, он не уверен, что не несет ответственность
за это безобразие, voyeur1, хоть и поневоле. Что ему делать? Только когда
голый замечает, что они, даром что Адам и Ева, не одни в этом коридоре, и
подходит к дежурному врачу, ухмылка с лица врача сходит, но и сейчас он не
вынимает рук из карманов белого своего халатика. "Кто вы такой?" -
спрашивает голый, как будто он ни
1 Зритель (франц.).
213
разу не видел этого врача. Все еще держа руки в карманах белого своего
халатика, который отличает его от голого, врач допускает большую оплошность,
чем ухмылка: он обращается к голому по фамилии. Приветливо. Но с этого
момента все кончено. Непоправимо. Эльке, избавленная от угрозы с его
стороны, приводит в порядок свои волосы. "Вы дьявол!" - говорит он, и врач
наконец вынимает руки из белого своего халатика, чтобы схватиться за перила
лестницы, чтобы отступить, пятясь. "Вы дьявол!" - говорит голый, не
переходя на крик, но решительно, как только этот в белом вздумал снова
остановиться и что-то сказать. "Вы дьявол, вы дьявол!" И Эльке, опять уже в
дурацком чепчике на белесых своих волосах, пытается успокоить его, но
безуспешно. Он, голый, и не подумает возвращаться в свою палату. Он
устремляется к лифту, который, однако, сейчас не на этом этаже, и, поскольку
долго ждать он не может, он бежит вниз по лестнице - мимо дежурного врача
- так неожиданно, что врачу и Эльке остается только переглянуться...
Две минуты спустя, явно не будучи задержан и оторопевшим привратником,
он действительно шагает по улице, куда не выходил уже несколько недель, мимо
людей, которые стоят в ожидании трамвая под блестящими от дождя зонтиками,
не веря глазам своим: голый, в чем мать родила, не обращая внимания на
дорожные знаки, пересекает наискось улицу по направлению к университету.
Остановившись посреди улицы, он проверяет свои наручные часы - кроме них,
на нем ничего нет; из-за него приходится резко затормозить велосипедисту,
подручному из булочной, который ехал насвистывая, тот падает,
поскользнувшись на мокрой мостовой, и это настолько пугает голого, что он
вдруг пускается наутек, бегом, хотя его никто не преследует. Напротив, люди
шарахаются в сторону, останавливаются, глядят ему вслед. Тем не менее он
чувствует, что его преследуют. Уже возле университета ему нужно перевести
дух; он тяжело дышит, то наклоняясь вперед и упираясь ладонями в белые
колени, то выпрямляясь, разводя руки в разные стороны и опуская и опять
разводя, как па уроке гимнастики, давным-давно. К счастью, идет дождь. Он не
знает, почему это счастье, он ощущает это как счастье. Он знает, что он не
Адам, знает, где находится: в Цюрихе, он вполне вла-
214
деет собой, но он голый и поэтому снова должен бежать, размахивая
локтями как можно шире. Он не знает, почему он голый, как это получилось. Он