"В.Фрин. Москва-Подольск-Москва [И]" - читать интересную книгу автора

- Идемте, Фрид. (Он, опять же в отличие от Макарки, обращался
ко мне на "вы"). Идемте, я вижу, вы уже обоссались.
В уборной он стал торопить меня:
- Ну?! Что вы тянете?
- Спасибо, мне не хочется.
Это я, конечно, врал - еще как хотелось! С неудовольствием
поглядев на меня, он пристроился к писсуару. Выдержав паузу, я по-
дошел к другому, лениво произнес:
- Поссать, что ли, за компанию.
После того случая он отказался от своей дурацкой забавы.
Предвижу, что читатель - если он добрался до этого места - возму-
тится: неаппетитно и не по существу. А где об ужасах Лубянки? Но я
подрядился писать только о том, что было лично со мной. А кроме
того, я всю жизнь не любил и не люблю громких звуков и патетичес-
ких оборотов речи. Ужасы, лагерный ад, палачи - это слова не из
моего лексикона. Было, было плохое - очень плохое! И вены я себе
пытался резать, и - взрослый мужик! - заплакал однажды в кабинете
следователя от бессилия доказать хоть что-нибудь, и на штрафняк
попадал, и с блатными дрался: могу предъявить три шрама от ножа.
Но не хочется мне писать обо всем этом, гордясь страданиями. Мне
куда приятней вспоминать те победы - пусть маленькие, незначитель-
ные - над собой и над обстоятельствами, которые в конце концов по-
могли вернуть самоуважение, начисто растоптанное в следовательских
кабинетах. Но до этого было еще далеко: процесс нравственного выз-
доровления начался только после окончания следствия.
А пока что вернусь на Малую Лубянку, к ст. лейтенанту Макаро-
ву. Он, разумеется, знал, что никаких террористических намерений
ни у кого из нас не было. Но был сюжет, сочиненный лубянскими муд-
рецами, по которому каждому отводилась определенная роль.
- А скажи по-честному, Фрид, - доверительно спрашивал Макарка
(без свидетелей, конечно). - Ведь хотели вы его - к-х-х-р?!
Выразительным жестом он показывал, как накидывают петлю на
шею и душат товарища Сталина.
- Говорили ведь, что грузины живут до ста лет? А поэтому...
Здесь, наверно, самое время рассказать о сути дела - дела не
в чекистском значении этого слова.
В конце сорок третьего года Юлий Дунский и я вернулись с инс-
титутом из эвакуации. Встретились со школьными друзьями и прияте-
лями. Часто собирались то у меня на квартире (родителей в Москве
не было), то у Володьки Сулимова. Трепались, играли в "очко",
иногда выпивали. Сулимов уже успел повоевать и вернулся домой по
ранению: сильно хромал, ходил с палочкой. Он был женат на своей
однокласснице Лене Бубновой, дочери старого большевика, наркома
просвещения. И Володькиного, и Леночкиного отца расстреляли в
37-м. В наших разговорах мы, естественно, касались и этой темы.
Причем Володя был уверен, что их отцов расстреляли зазря, а Лена,
идейная комсомолка, не соглашалась:
- Володя, - говорила она. - Ведь мы с тобой не все знаем.
Что-то, наверно, было!
Леночкина верноподданность не спасла ее от ареста. Знакомство