"Борис Фрезинский. Письма Ильи Эренбурга Елизавете Полонской 1922-1966 " - читать интересную книгу автора

встреча описана в книге "Встречи": "Как-то переходя Владимирский проспект, я
внезапно увидела Илью Эренбурга, моего парижского друга. Он не заметил меня,
у него на плечах сидела длинноногая девочка, свесив ножки в длинных чулках
через его грудь. Он придерживал ее рукой с озабоченным видом, а рядом с ним
шагала, что-то объясняя обоим, первая жена Ильи Катя Шмидт. Я так
растерялась от этой встречи, что даже не окликнула их. Про себя я решила,
что они, очевидно, только вернулись в Россию, в родной для Кати Петроград. Я
знала, что в нашем городе живут ее родители..." До их следующей встречи
оставалось семь лет...
Уезжая в марте 1921 года из Москвы на Запад, Эренбург увозил
романтический и суровый образ послереволюционной России (жить здесь у
Эренбурга уже не было сил, но на Западе романтический образ помогал не
порывать с родиной), и, когда десятилетия спустя он пытался восстановить
этот образ в мемуарах, старые строки Полонской естественно вспомнились ему:
Но грустно мне, что мы утратим цену Друзьям смиренным, преданным,
безгласным, Березовым поленьям, горсти соли, Кувшину молока, и небогатым
Плодам земли, убогой и суровой 20.
На рубеже 1921-1922 годов в Питер дошли номера берлинского журнала
"Русская книга", где печатался Эренбург, и Полонская отправила ему в Берлин
вышедшую в издательстве "Эрато" свою первую книгу стихов "Знаменья", - так
началась их переписка, продолжавшаяся (с перерывами) сорок пять лет.
В огромном по числу единиц хранения эпистолярном наследии Эренбурга его
переписка с Полонской уникальна как по хронологической ее протяженности, так
и по доверительности и душевности тона. Известная сухость и деловитость
вообще характерны для писем Эренбурга, но, пожалуй, писем к Полонской это
коснулось гораздо меньше, чем большинства других его писем. Мастер самых
разнообразных литературных жанров, Эренбург эпистолярного жанра не любил; он
всегда очень много писал, и собственно на письма у него уже не оставалось
душевной энергии.
То, что для Цветаевой и Пастернака было частью их литературного труда,
не менее значительной, содержательной, эмоциональной и художественной,
нежели стихи и проза, для Эренбурга, как правило, - лишь вынужденная
необходимость (исключения были редкостью). В его письмах 20-30-х годов
деловые сюжеты оживляются двумя-тремя фразами о новостях, о книгах, о себе.
А основной объем его послевоенных писем осуществлялся секретарем по его
конкретным указаниям, сам же Эренбург писал только близким друзьям или в
случаях, которые считал особенно важными.
Все это стоит иметь в виду, читая свод писем Эренбурга к Полонской.
Большая их часть (62) приходится на 1922-1925 годы. Для Эренбурга это было
время широкой и, может быть, даже неожиданной популярности (с выходом романа
"Хулио Хуренито" он стал одним из самых читаемых прозаиков). Для поэтессы
Полонской это также плодотворные и успешные годы - равноправная участница
группы "Серапионовы братья", она много пишет, печатается, выходят ее лучшие
стихотворные книги.
Эренбург надеется, что ему и дальше удастся жить на Западе, а
печататься в Москве, сохраняя определенную литературную независимость. В
июне 1923 года он посылает Полонской почтой письмо в ответ на ее суждения о
последнем его романе "Жизнь и гибель Николая Курбова". В этих суждениях
почувствовалась Эренбургу какая-то новая нота, вызванная то ли чрезмерной
политической осторожностью, то ли зарождающимся конформизмом, и он