"Макс Фрай. Русские инородные сказки - 6" - читать интересную книгу автора

что ни день, то плачут, рыдают, воют, кричат, бубнят, лопаты звякают, земля
о дерево грохочет - это тишина, по-твоему?! Только ради тебя и согласился,
принял эту должность, дурней которой и на свете нет: от кого сторожить
мертвых? Кому в них корысть? Ну да, работа нетрудная, ладно, если тебе здесь
лучше - пусть....

...Знаю, ты мне не веришь. Знаю взгляд твой настороженный, измену
высматривающий, взгляд твой печальный, обреченный, смиренный, во всем только
себя самого винить готовый. Не веришь, а я все равно люблю тебя. Сердце
замирает, когда вижу складку у рта, высокий твой лоб, светлые мудрые глаза,
широкие твои ладони, прямые плечи... Ах, но кто же виноват, любимый, что все
так?! Лишь с тобой, с одним тобою всю вечность - но ты холодный, холодный, и
нежность твоя - только от ума и сердца, а мне, чтобы взлететь, телесный жар
нужен, никуда не денешься, та сила нужна, что выплескивается, когда плоть
корежит и ломает от желания, - без нее не стану я легче воздуха, не
взметнусь к тучам, не зачерпну колких молний... И отказаться я от этого не
могу... пока не могу, прости, любимый. Сам знаешь: на людей я порчу не
насылаю, овес на полях не палю, молоко у коров не сквашиваю, но грозы... ах,
грозы... Может быть, когда-нибудь постарею, потухну, прижму твою голову к
себе между плечом и шеей и никуда уже не уйду, ни на час, останемся вместе
навечно...

...Я как ее сквозь ограду в первый раз увидел, сразу понял: ведьма!
Мужняя ведь жена - плат на голове, подол по траве загребает, а взгляд такой
черный, жгучий, что сразу же представилась она простоволосая, обнаженная, и
родинка под левой грудью крестом перевернутым - метка Лукавого. Господи,
спаси, здесь ли, в монастыре, месте тихом и благолепном, думать об эдаком?!
И ведь не ходил я к ограде, две седьмицы не ходил, а на третью - сама она
мне во сне явилась. Выгнулась на постели, захохотала, припала горячим ртом,
заскользила губами от лица к груди, от груди - к тем местам, о которых и
молвить-то срамно... Поднял руку, чтобы перекреститься, а в руке - теплая,
живая, упругая - и капля молока на соске... Хочу Всеблагого на помощь
призвать, а уста мне влажный язык раздвигает, ластится змейкой, с ума
сводит...
Проснулся - весь в поту, тело горит, простынь смята - и пятно на ней.
Ведьма, ведьма! Десятый день пощусь, десятый день поклоны бью, а все не идет
она у меня из ума: глаза закрою - тьма и ее дыхание на моей коже... И сил
нет на молитву. Ведьма, ведьма! Что же не приходишь ты ко мне вновь?..

...А ты думаешь, монашек, это так просто все? Пятнадцать дней нужно
слезами умываться, пятнадцать дней в ледяной постели ворочаться, грудь
ногтями раздирать, видеть тело твое - худенькое, нежное, бледное, чертить в
воздухе ложбинку вдоль спины, кончиками пальцев ягодицы твои тощие,
мальчишеские искать, губы себе до крови прокусывать, представляя, словно это
ты в мой рот впиваешься, языком кружить, точно нащупав на вершине маленькую
дырочку, обнимать устами пустоту и корчиться от молний невидимых, что все
тело насквозь пронзают... Изведешься вся, сбежишь с кровати, протиснешься к
мужу, прижмешься, а он лишь по голове погладит: спи, спи, ну что же я-то
могу сделать, не плачь...
И только на шестнадцатую ночь приходит тот сон... ах, зачем мне явь? -