"Макс Фрай. Русские инородные сказки 2" - читать интересную книгу автора

отыскивать, что, впрочем, всегда легко удавалось, потому что стульев было
много, а территория не такая уж большая. Говорят, в других зоопарках рядом с
каждой клеткой есть специальные стационарные диваны или что-то в этом роде,
но в нашем до таких новшеств еще не дошли. Я принес стул Виолетте, и
небольшое двухместное креслице для детей, но детям оно было явно без
надобности. Они подпрыгивали от возбуждения и ни секунды не стояли на месте.
Роза, Роза, взывала Лиза, ты видела, какой я тебе принесла календарик? Какой
календарик, одергивал ее Сайм, я рассказываю Розе про экзамен по математике,
не перебивай!
Март кашлял и смеялся одновременно. Виолетта сидела молча, спокойно
глядя на клетки. Знаешь, сказала она мне не оборачиваясь, когда приедем
домой, надо будет их сразу выкупать. У Марта все-таки астма.
Я постоял еще немного, и отошел на несколько шагов. Виолетта заметила.
- Ты как всегда? - спросила она понимающим тоном.
- Да, - ответил я как можно резче: ненавижу, когда со мной говорят
понимающим тоном.
- Хорошо-хорошо, - поспешно и чуть испуганно отозвалась Виолетта, -
хорошо, конечно.
Мне надо было перейти через две аллеи, войти под увитую виноградом арку
и пересечь небольшую рощицу. В этой рощице, в закрытом от посетителей
павильоне, меня ждала Эстелла. С тех пор, как она ослепла и не могла ходить,
ее, конечно, убрали с экспозиции - таковы были правила всех без исключения
зоопарков. Попасть в закрытый павильон могли только прямые родственники
обитателей павильона, но так как прямых родственников у Эстеллы не было, она
взяла пропуск на меня. Я толкнул дверь небольшой деревянной постройки и
вошел.
Эстеллина клетка находилась прямо напротив входа. Я был этим недоволен
(сквозняки), и несколько раз порывался пойти к директору павильона и
добиться, чтобы клетку перенесли в другое место, но Эстелла упросила меня
этого не делать. Она говорила, что ей нравится жить у входа, и что так она
может заранее чувствовать, что я иду. Смешно, она ведь совсем не видит. Но
мне не хотелось ее переубеждать.
С Эстеллой мы, как обычно, говорили мало. Просто сидели и молчали, я
пил чай, Эстелла - свой витаминизированный отвар. За те пятнадцать лет,
которые я к ней хожу, мы уже все друг другу сказали. Обсудили. Выговорили.
Нам было не о чем больше говорить, но это никому не мешало. Иногда это очень
хорошо - когда больше не о чем говорить, просто потому, что иногда говорить
вообще не нужно.
Говорила-то Эстелла нормально, если что. Вот ее сосед, высокий седой
старик из клетки слева, говорить не мог почти совсем: что-то с горлом. Ему
было еще не так много лет, но его уже убрали в закрытый павильон -
посетители пугались его хрипа и свиста вместо голоса. Эстелла жалела его и
вечно чем-то угощала (в основном из того, что приносил я), она считала себя
еще бодрой и вообще по сравнению со многими молодой. Эстелле было девяносто
два года. В зоопарке она жила, как и все, с семидесяти пяти. Примерно тогда
же, ну может, чуть позже, я ее и обнаружил. Тогда она еще жила в обычной
клетке в открытом павильоне, и к ней никто не ходил. Не то что бы она
жаловалась или даже рассказывала об этом, но я почему-то это сразу понял.
Потом я узнал, что ходить было просто некому: Эстеллин муж давно умер, а
детей у них не было. Была какая-то двоюродная племянница, что ли, но она