"Макс Фрай. Энциклопедия мифов (том 2, К-Я)" - читать интересную книгу автора

Глава 4. Кшитигарбха

В Индии Кшитигарбха изображается сидящим, его правая рука касается
земли, а левая держит лотос вместе с древом желаний.

В ту зиму господа из магистрата вдруг решили возвести экономию в
добродетель, и после Рождества количество стипендиатов сократилось чуть ли
не втрое. Я был им благодарен: пока не станешь призраком, не поймешь, что
главный недостаток живых людей - их количество.
Не то чтобы прежние жильцы виллы мне действительно мешали, но в первые
дни января я вдруг почувствовал себя - как бы это сказать поточнее? - почти
живым. Сны еще не покинули меня, но их разноцветный туман все чаще
рассеивался. Иногда мне казалось: еще немного, и я смогу покинуть свое
уютное кресло. А что, отправлюсь бродить по окрестностям, пугать осмелевших
белок, сверять собственные грезы с наличной действительностью. Обманчивые
воспоминания об узорчатых лакированных листьях вечнозеленых кустарников,
ветхих туманностях прошлогодней травы и влажном гравии узких тропинок,
оплетающих холм, преследовали меня столь же неотвязно, как и смутные
надежды на грядущее путешествие по саду.
Я стал томиться. Память - неужели именно память ?! - подсказывала, что
это ощущение сродни жажде; мне понадобилось немало времени, чтобы понять: я
не просто предполагаю возможность прогулки, а хочу , чтобы она состоялась.
"Я хочу", - до сих пор словосочетание сие было мне без надобности;
дело ограничивалось общим, поверхностным, приблизительным представлением о
его смысле. Теперь я на собственном опыте узнал, что такое желание:
душевный зуд, телесная смута, бесславное бегство ума из "здесь-и-сейчас" в
воображаемое будущее. Морок.
Сладостный, впрочем, морок.


Глава 5. Кырк Кыз

В мифологии каракалпаков Кырк Кыз - девы-воительницы <...> Они живут


на острове общиной...

В довершение ко всему, я вдруг обнаружил, что обитательницы виллы мне
чрезвычайно нравятся. Впрочем, "нравятся" - не совсем удачное слово.
Симпатия, которую я испытывал к трем женщинам, чьи звонкие голоса то и дело
извлекали меня из-под тяжкой, удушливой перины грез, была сродни детской
влюбленности, самой поэтической разновидности этого чувства, не
обремененной ни желаниями, ни надеждами, ни планами на будущее.
Я любовался ими, томимый той же бескорыстной сладкой тоской, какую
испытывали они сами, когда замирали на веранде, заворожено вглядываясь в
призрачные очертания гор на горизонте, и стакан с ненужным больше коктейлем
выскальзывал из пальцев. Печальная трель, рождавшаяся в момент
соприкосновения тонкого стекла с каменным полом веранды, болезненно