"Дик Фрэнсис. Смертельная скачка" - читать интересную книгу автора

британского жокея-стиплера. Арне переживал плохие времена с того дня, как
ему сообщили, что исчез Роберт Шерман, потому что он был не только
официальным следователем Норвежского жокейского клуба, но и отвечал за
безопасность на ипподроме.
Вор, как под пыхтение мотора убеждал меня Арне, нанес оскорбление,
во-первых, ему и, во-вторых, Норвегии. Гостям в чужой стране не полагается
воровать/
- Норвежцы - честные люди, говорил он, приводя в доказательство
статистику числа правонарушений в расчете на тысячу человек населения.
Когда британцы приезжают в Норвегию, им следует помнить об этом.
Из сочувствия я не стал напоминать ему о набегах, которые совершали
его соотечественники на Британию. Да потом и было это, наверное, больше
тысячи лет назад. Современные викинги более склонны делать мирные
фотографии Букингемского дворца, чем жечь города, насиловать женщин,
мародерствовать и грабить. Из-за Боба Шермана мне стало стыдно за
британцев, и слова извинения сами вырвались изо рта.
Но Арне продолжал негодовать - к несчастью, когда он затронул эту
тему, его уже не приходилось подталкивать. Фразы вроде "поставил меня в
невыносимое положение" так и соскальзывали у него с языка, словно он
часами упражнялся в их произнесении. По крайней мере мысленно. После кражи
прошло три недели и четыре дня. А сорок восемь часов назад председатель
Норвежского скакового комитета позвонил и попросил меня направить в
Норвегию расследователя от Британского жокейского клуба, чтобы тот на
месте посмотрел и решил, что он может сделать. Как вы, видимо, догадались,
я направил самого себя.
Я еще не встречался с председателем комитета, не видел скачек,
фактически не был еще в Норвегии. Я болтался посредине фьорда с Арне,
потому что Арне был единственным человеком, кого я здесь знал.
Три года назад, когда Арне был в Англии, его волосы, сейчас аккуратно
убранные под теплую красную шапку, отливали золотом. Теперь на висках они
чуть серебрились. Глаза остались такими же ярко-голубыми, но морщинки
вокруг них углубились, и он сильно раздался в поясе. Брызги летели ему на
кожу, обветренную, но не загорелую, желто-белую кожу, с оврагами и
буграми, оставленными сорока с чем-то зимами.
Арне все еще бурчал себе под нос обиженный монолог, галопируя по
утоптанной дорожке негодования. Я перестал слушать. Слишком холодно. Вдруг
он на полуслове замолчал и, вскинув брови, уставился куда-то поверх моего
левого плеча. Я оглянулся. Большой катер, тоже направляясь к берегу,
недалеко от нас скользил по фьорду, его нос стремительно разрезал воду, и
высокие волны взлетали вверх, будто тяжелые серебряные крылья. Я поглядел
на Арне, он пожал плечами, и казалось, катер не заинтересовал его. Но тут,
будто выбрав подходящий момент, мотор зашипел, закашлял и замолчал.
- Прекрасно, - громко сказал Арне, хотя я не находил ничего
прекрасного в нашем положении. - Эти люди помогут нам, - объявил он,
показывая на приближавшийся катер. Потом без колебаний встал в утлой
лодке, широко расставил ноги и замахал над головой руками в ярко-красной
куртке.
Съежившись на лавке, я наблюдал за приближением катера.
- Они возьмут нас на борт, - пообещал Арне. Но катер вроде бы не
собирался сбрасывать скорость. Я видел его сверкающий черный корпус и