"Анатоль Франс. Кренкебиль " - читать интересную книгу автора

- Так я же вам говорю, что жду денег! Экая напасть! Вот беда, черт
побери!
Полицейский счел себя оскорбленным этими словами, хотя в них было
больше отчаяния, нежели возмущения. И так как для него всякие оскорбительные
слова обязательно укладывались в неизменную, освященную традицией,
ритуальную и, можно сказать, литургическую формулу проклятия "Смерть
коровам!", то именно это проклятие и послышалось ему в словах преступника.
- А! Вы сказали: "Смерть коровам!" Хорошо же! Следуйте за мной.
Остолбеневший Кренкебиль, полный отчаяния, скрестил руки на своей синей
блузе, вперил опаленные солнцем глаза в полицейского № 64 и закричал
дребезжащим голосом, который выходил то ли из его макушки, то ли из пяток:
- Я сказал "Смерть коровам!", я?.. О!..
Приказчики и мальчишки встретили арест взрывом хохота. Он удовлетворял
вкусу людской толпы, всегда падкой на зрелища грубые и низменные. Но
какой-то старичок с печальным лицом, одетый в черное, в цилиндре,
протиснулся через толпу к полицейскому и сказал ему тихо, очень вежливо и
очень твердо:
- Вы ошиблись. Этот человек не оскорблял вас.
- Не вмешивайтесь не в свое дело, - ответил ему полицейский, на этот
раз без угроз, так как говорил с человеком, прилично одетым.
Старик настаивал очень спокойно и очень упорно. И полицейский приказал
ему дать свои показания у комиссара. Тем временем Кренкебиль восклицал:
- Это я сказал: "Смерть коровам!"? О!..
В то время как он с изумлением произносил эти слова, башмачница г-жа
Байар подошла к нему со своими четырнадцатью су. Но полицейский № 64 уже
держал Кренкебиля за шиворот, и г-жа Байар, решив, что никто не платит
человеку, которого ведут в полицейский участок, опустила эти четырнадцать су
в карман своего передника.
Вдруг, уразумев, что тележка его задержана, что сам он лишен свободы,
что под ногами его пропасть, что солнце померкло, Кренкебиль пробормотал:
- Ну, однако!..
У комиссара старичок объявил, что, задержавшись в пути из-за скопления
экипажей, он был свидетелем происшествия и утверждает, что полицейского не
оскорбляли и что он безусловно ошибается. Он назвал свое имя и должность:
доктор Давид Матье, главный врач больницы Амбруаза Паре, кавалер ордена
Почетного Легиона. В другие времена такое показание вполне удовлетворило бы
комиссара. Но тогда во Франции ученые считались подозрительными.
Кренкебиль, задержание которого было подтверждено, провел ночь в
арестантской и утром в "салатной корзинке" был препровожден в Центральную
полицейскую тюрьму.
Заключение в тюрьму не показалось ему ни мучительным, ни обидным. Он
принял его как нечто должное. Что его поразило при входе - так это чистота
стен и выложенного плитками пола. Он сказал:
- Чистое помещение, ей-ей чистое! На полу хоть ешь. Оставшись один, он
захотел подвинуть табурет; оказалось, что он приделан к стене. Тут он громко
выразил свое удивление:
- Вот ловко то! Мне бы такого ввек не придумать, это уж верно!
Усевшись, он крутил пальцами и пребывал в изумлении. Тишина и
одиночество угнетали его. Он томился, он тревожился о своей тележке, которую
забрали в участок со всей капустой, морковью, сельдереем и прочим салатом. И