"Далия Трускиновская. Шайтан-звезда [фрагмент]" - читать интересную книгу автора

Из середины войска вырвался и нагнал предводителей всадник,
залитый в железо так, что были видны лишь уголки его глаз, в
развевающемся плаще из малинового атласа с золотыми нашивками.
- О Джабир! - обратился он к чернокожему всаднику. - Мои люди
увидели с верблюдов пыль вдали. К нам движутся какие-то конные.
Свернем ли мы с дороги, чтобы пропустить их?
- Пусть сворачивают они, о Джудар ибн Маджид! - отвечал
чернокожий. - Но если это путешественники из Хиры, нужно взять их в
плен и расспросить.
- Это не путешественники, о аль-Мунзир! - возразил названный
Джударом. - Я же говорю тебе - они скачут к нам во весь опор, как
будто спасаются от врага!
- Если их враг - царь Хиры, то, клянусь Аллахом, они - наши
друзья! - ни мгновения не колебавшись, решил Джабир аль-Мунзир. - И мы
непременно окажем им покровительство!
- Может быть, среди них есть женщины, которые нуждаются в помощи,
как нуждалась я, когда бежала из царского дворца, - добавила
красавица, не поворачивая головы к собеседнику. - И поспешим, ради
Аллаха! Вряд ли эти проклятые надолго отложат казнь аль-Асвада!
- На голове и на глазах, о госпожа! - восторженно воскликнул
аль-Мунзир.
- Как ты выдерживаешь эту скачку, о Абриза? - осведомился
Джеван-курд, усердно погоняя своего большого рыжего жеребца.
- В Хире я свалюсь с коня и просплю не меньше суток, и то еще
неизвестно, смогу ли я после этого сделать хоть шаг, о Джеван! -
прокричав это, Абриза усмехнулась ему, и он понял эту усмешку, ибо она
означала - пока Ади аль-Асвад в беде, я не могу предаваться заботам о
своем драгоценном здоровье.
- Да хранит тебя Аллах и да приветствует, о Абриза! - крикнул и он
ей, потому что топот копыт, конских и верблюжьих, заглушал голоса.
Абриза скакала в одном ряду с мужчинами, от возбуждения не ощущая
усталости, и более того - тогда, когда ей полагалось бы от изнеможения
заснуть в седле, ее ум работал особенно пронзительно, и в голове
возникали цепи слов, связанных между собой изысканными ритмами, и она
поражалась образам, в которые складывались эти слова, и не могла
понять - слышала она такие стихи когда-то прежде, или же сама на скаку
сочинила их.
Вот и сейчас тревога за Ади аль-Асвада была столь велика, что его
сухое темное лицо как живое обозначилось перед глазами Абризы, и не
стало больше ни пыльной пустыни, ни тысячи всадников, ни даже
аль-Мунзира и Джевана-курда, все это исчезло, а были только огненные
черные глаза возлюбленного под сходящимися бровями и рождающиеся
слова!
И Абриза произнесла их нараспев, и голос ее оказался до того
громок, что перекрыл шум движущегося войска. И это были два бейта,
достойные лучших поэтов, а ведь арабы славятся своими поэтами:

Мой любимый стоит всегда пред глазами,
Его имя начертано в моем сердце.