"Мишель Фуко. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности" - читать интересную книгу автора

только что упомянул, поскольку они представляются одновременно и наиболее
очевидными и наиболее важными. Я резюмирую их следующим образом:
функция-автор связана с юридической институциональной системой, которая
обнимает, детерминирует и артикулирует универсум дискурса. Для разных
дискурсов в разные времена и для разных форм цивилизаций отправления ее
приобретают различный вид и осуществляются различным образом; функция эта
определяется не спонтанной атрибуцией дискурса его производителю, но серией
специфических и сложных операций; она не отсылает просто-напросто к некоему
реальному индивиду - она может дать место одновременно многим Эго, многим
позициям-субъектам, которые могут быть заняты различными классами индивидов.


x x x


Но я отдаю себе отчет в том, что до сих пор я неоправданно ограничивал
свою тему. Конечно же, следовало бы сказать о том, чем является
функция-автор в живописи, в музыке, в технике и т.д. Однако, даже если
предположить, что мы ограничимся сегодня, как мне того и хотелось бы, миром
дискурсов,- даже и тогда, я думаю, я слишком сузил смысл термина "автор". Я
ограничился автором, понимаемым как автор текста, книги или произведения,
производство которых может быть законным образом ему атрибуировано. Легко
увидеть, впрочем, что в порядке дискурса можно быть автором чего-то
большего, нежели книга,- автором теории, традиции, дисциплины, внутри
которых, в свою очередь, могут разместиться другие книги и другие авторы. Я
сказал бы, одним словом, что такой автор находится в "транс-дискурсивной"
позиции.
30
Это - устойчивый феномен, феномен, без сомнения столь же древний, как и
наша цивилизация. И Гомер, и Аристотель, и Отцы Церкви сыграли именно такую
роль, равно, как и первые математики или те, кто стоял в истоке
гиппократовской традиции. Но, мне кажется, в XIX веке в Европе появились
весьма своеобразные типы авторов, которых не спутаешь ни с "великими"
литературными авторами, ни с авторами канонических религиозных текстов, ни с
основателями наук. Назовем их с некоторой долей произвольности "основателями
дискурсивности"*. особенность этих авторов состоит в том, что они являются
авторами не только своих произведений, своих книг. Они создали нечто
большее: возможность и правило образования других текстов. В этом смысле они
весьма отличаются, скажем, от автора романа, который, по сути дела, есть
всегда лишь автор своего собственного текста. Фрейд же - не просто автор
Толкования сновидений или трактата Об остроумии; Маркс - не просто автор
Манифеста или Капитала - они установили некую бесконечную возможность
дискурсов. Бесспорно, легко возразить: неверно, что автор романа всего лишь
автор своего собственного текста; в каком-то смысле и он тоже -лишь бы он
был, как говорится, хоть сколько-нибудь "значительным" - распоряжается и
правит чем-то большим, чем это. Если взять простой пример, можно сказать,
что Энн Рэдклиф не только написала Замок в Пиренеях и ряд других романов,-
она сделала возмолжыми романы ужасов начала XIX века, и в силу этого ее
функция автора выходит за границы ее творчества. Да, конечно. Но только, я
думаю, на это возражение можно ответить: то, что делают возможным эти