"Алекс Форен. + тот кто считает (fb2) " - читать интересную книгу автора (Форэн Алекс)

Брюссель

«Far Away» – эту песню пела Астрид Жильберто и еще кто-то из великих, но сейчас она звучала по-новому, действительно увлекая в какие-то неведомые щемящие дали, а глубокий голос в наушниках почему-то напомнил Сэнди голос Николь. Остался позади, внизу, подмигивающий ночными огнями Сан-Диего, отраженный черной водой залива, и самолет теперь окружала полная темнота. Сэнди летела в Брюссель.

Всего два часа назад они сидели с Артуром на террасе его дома, откуда открывался захватывающий вид на город, и наслаждались теплым соленым воздухом, что выдыхал, засыпая, океан. Сэнди думала о том, что не помнит, как провела последние десять дней. Она механически занималась привычными делами: галереей, предстоящими выставками, переговорами, с кем-то обедала, кому-то улыбалась, на кого-то сердилась, но на самом деле жила предвкушением…

Сэнди любила Сан-Диего. Пальмы вдоль дорог, жаркое солнце, роскошные яхты и бесконечные катера, пришвартованные вдоль берега, и нахальная неуемная уверенность в том, что завтрашний день будет таким же безоблачным... Но сейчас ее тянуло в Европу. В ее неторопливость, в ее спокойствие… Которые могли вмиг смениться круговоротом тайн, до поры затаившихся в мощеных переулках и низкорослых зданиях с вековой историей.

С того момента, как она вернулась в Штаты, ее не покидало ощущение, что она оставила там что-то очень важное. Будто рассталась с фантазией, в которую ненароком поверила. Наверное, так же чувствует себя ребенок, который уже давно знает, что Санта-Клауса не существует, но все же цепляется за малейшую возможность поверить в то, что это не так.

Она сама удивлялась тому, что жажда приключений, присущая каждому ребенку и подавляемая у взрослых «трезвым взглядом на жизнь», внезапно вновь проснулась в ней и захватила ее с такой силой. Но было и еще кое-что, в чем Сэнди пыталась не признаваться самой себе… Она незаметно, но внимательно посмотрела на Артура, прислушиваясь к себе, а потом просто сказала:

– Жаль, что ты не летишь со мной.

– Увы, – откликнулся Артур, – время от времени все же нужно заниматься делами. Но ты же потом все расскажешь?

– Нет, – ответила Сэнди. – Найду талисман верховного вождя инков и безнадежно зазнаюсь.

– Кажется, я начинаю ревновать к этому талисману, – с улыбкой сказал Артур, вставая. – Пора в аэропорт.

Через час удобное кресло самолета, больше похожее на летающую кровать или мини-кабинет, уже уносило Сэнди прочь от обычной жизни. «Как домик Элли, подхваченный ураганом из волшебной страны Оз», – подумала она, – «или как кроличья нора, в которую упала Алиса».

Она действительно ждала этой встречи больше, чем выставки ее любимого Эрже, которую еще недавно так хотела посетить. Ее не покидало предчувствие чего-то необычного. Приключений? Открытий? Какого-то общего ощущения нереальности происходящего, которое создавали вокруг себя ее берлинские знакомые? Этой их странной манеры общения? Или просто путешествия, возможности забыть про бизнес, деньги, работу и быть там, где хочется, общаться с интересными людьми и ни о чем не беспокоиться?

В ее сумке лежит то, что больше всего связывает ее сейчас со всем этим – невесомой дозой сладкого яда – лист бумаги с письмом великого конкистадора… А еще – визитные карточки с логотипом «Артификс» – как свидетельство подлинности волшебства или как сертификат на приключение. «Artifix» – это, конечно, «порядок в искусстве»… Но в то же время, – и «искусство фантазии»…

* * *

Юбилейная выставка Эрже, истинного национального кумира бельгийцев, проходила в Музее современного искусства, в двух шагах от Королевской площади. Само здание стоило того, чтобы сюда придти – гигантская спираль с широким световым колодцем посередине, по которой посетитель, открывая для себя один зал за другим, плавно уходил не наверх, а вниз, под землю. Несостоявшийся подземный паркинг был превращен в один из интереснейших музеев Европы.

Вход на выставку с обеих сторон был обрамлен постерами Эрже. Слева Тэнтэн, с огромным рюкзаком, в ботинках для скалолазания и теплой куртке, обращался к загорающим красоткам в бикини: «Не подскажете, где тут северный полюс?». Справа Тэнтэн был запечатлен у подножия египетской пирамиды: «Вот это спальня!». Сэнди улыбнулась – все сейчас казалось ей символичным.

В пять часов на выходе из музея ее должен был ждать Леонард.

Сама выставка («Нужно обязательно попытаться привезти ее в Штаты!»), беседа с ее организаторами («Ах, как я признательна вам за приглашение!»), встреча со знакомыми европейскими коллегами («Вот уж не думала, что вы тоже поклонники Эрже!») – и обратно вверх по безумному серпантину.

Лео стоял метрах в пятидесяти от входа и разговаривал по телефону, опираясь на капот темно-серого спортивного «Мерседеса». Сэнди на американский манер протянула ему руку, но вместо ожидаемого рукопожатия Леонард галантно наклонился, едва коснувшись губами ее кисти. Сэнди рассмеялась, смутившись.

– Экипаж к вашим услугам! – Лео распахнул дверцу машины. – А что, король Артур не почтит присутствием неприступный Камелот, где уже ждут нас другие славные рыцари?

– Увы, управление бизнес-королевством не позволит ему на этот раз присоединиться к круглому столу, – ответила Сэнди, садясь в машину. – Кстати, об остальных рыцарях: они уже в замке?

– Более того, число их несколько увеличилось. Помните историю с талисманом Атауальпы?

– Смутно. Кажется, вы рассказывали о чем-то таком, – Сэнди поймала на себе изумленный взгляд Лео и, рассмеявшись, сказала: – Лео, да я почти ни о чем другом думать не могла!

– Один-ноль, – констатировал Лео, выезжая на рю Руаяль. – Ехать нам минут двадцать, и, чтобы не возникло неловкости, – вы сейчас поймете, почему, – я должен успеть посвятить вас в последние события.

– Именно этого я больше всего и хотела, – призналась Сэнди. – Итак…

– Итак, у нас две главные новости: во-первых, нам, с согласия Бассанжа, удалось провести экспертизу письма Писарро, и она подтвердила его подлинность. Это значит, что талисман действительно существовал, а его поиски, как минимум, не бессмысленны. Во-вторых, у нас теперь есть заказчик, готовый финансировать это предприятие.

У Дворца правосудия Лео повернул к авеню Луиз и нырнул в туннель, ведущий к Камбрскому лесу. Виртуозно лавируя во флегматичном брюссельском трафике, он рассказал о том, что неделю назад поздно вечером Саймону позвонил некий Мэттью Уоллис – довольно известный британский искусствовед. Он сообщил, что знает о начавшемся расследовании и понимает, что оно может быть весьма затратным в финансовом плане. Откуда он осведомлен о находке «Артификса», он не сообщил, сказав лишь туманно, что в профессиональной среде любые слухи расходятся быстро, а уж информация о подобных находках разносится в ней, как пожар во время засухи. Далее он сказал, что с ним связался известный ему более чем солидный клиент и попросил его выступить посредником между ним и «Артификсом», предложив взять расходы компании на себя. При этом было сообщено, что наниматель Уоллиса не является коллекционером, не претендует на личное обладание талисманом в случае успеха поисков, но, по известным ему причинам весьма заинтересован в их успешности.

На расспросы Саймона относительно личности неведомого мецената Уоллис отвечал очень уклончиво. Имя его он сообщить отказался и предложил называть его коротко: «Ас». То есть, профессионал и, одновременно, – туз в колоде игральных карт. Только три вещи были известны об Асе наверняка: он очень богат, скрытен и весьма образован. Его единственным условием было включение в команду «Артификса» собственного эксперта – этого самого Мэттью Уоллиса. Соответственно, вся связь с Асом будет поддерживаться через Уоллиса, который и будет держать Аса в курсе расследования. Уоллис подчеркнул, что Ас сознает, что поиски могут не дать результатов, и готов идти на риск.

Взвесив все «за» и «против», «Артификс» принял предложение. Конечно, наличие «заказчика» накладывает определенные ограничения и обязательства, но в то же время расширяет свободу действий, давая возможность не задумываться о расходах. Не далее как вчера вечером Уоллис прибыл в Брюссель, и состоялась, наконец, встреча, на которой были обсуждены необходимые детали.

– И что он собой представляет? – спросила Сэнди, боявшаяся упустить хоть слово.

– Гудвин Великий и Ужасный. Каждому является в разном обличье – одному аристократом со стеком, другому – трехглазым марсианином… Ас, одним словом.

– Да я не о нем, – засмеялась Сэнди. – Я об этом вашем Уоллисе.

– Он занимался историей искусств в Оксфорде, сотрудничал в качестве независимого эксперта с крупнейшими аукционами, имеет отличную профессиональную репутацию, очень кропотлив и дотошен в мелочах. Мне доводилось читать несколько его статей и докладов, они были сделаны очень добросовестно, – ответил Лео. – Есть еще важная деталь: сам Мэттью вполне обеспечен и, насколько можно судить, не нуждается в деньгах. Ему, в частности, принадлежит крупный замок в Ирландии, по слухам, напичканный привидениями. Таким образом, – заключил Лео, – мы приобрели почти неограниченный кредит на поиск инкских сокровищ, а также нового члена команды. С которым вы, Сэнди, сейчас и познакомитесь.

– Он у вас дома? – удивилась Сэнди.

– Именно, – подтвердил Лео. – Собственно, поэтому я вам все это и торопился рассказать. Дело, видите ли, в том, что Мэттью то ли просто блюдет интересы загадочного Аса, то ли сам по себе крайне подозрителен и скрытен, но, так или иначе, он настаивает на том, что ни один посторонний не должен быть в курсе начавшихся поисков. Когда вы позвонили, сказав, что приехали в Брюссель, мы с Николь были этому искренне рады, и никак не могли отказать себе в удовольствии пригласить вас к себе. И мы – уж извините нас за это – были вынуждены заочно представить вас Уоллису как постоянного американского члена нашей команды. К счастью, при вашей профессиональной компетентности не возникает никаких опасений, что при встрече с ним наша маленькая выдумка может раскрыться.

Проговорив все это, Лео почему-то остановился на зеленом свете светофора, постукивая пальцами по ободу руля.

– Я польщена, – серьезно ответила Сэнди. – И постараюсь не подвести вас.

– Ну, вот и отлично, – с облегчением проговорил Лео. – Тем более что мы приехали, – и повернул на красный.

Только здесь Сэнди обратила внимание на то, что городской пейзаж за окном сменился густым, уютным лесом. Машина выехала из города и направлялась к Ватерлоо. Вскоре, однако, они свернули на авеню Форе-де-Суань и оказались в тихом районе, застроенном частными особняками, утопающими в зелени старых деревьев. Машина остановилась у небольшой современной виллы, производящей ощущение легкости и комфорта. Откуда-то из-за дома, метя хвостом дорожку, выбежал золотистый ретривер. Подбежав, собака на ходу лизнула руку Лео и, тут же потеряв к нему интерес, без стеснения попыталась обнять Сэнди рыжими лапами.

– Фу, Вождь! – из дома к ним направлялась Николь. Светло-голубая рубашка с расстегнутым воротом и такого же цвета джинсы подчеркивали загорелое улыбающееся лицо, темные вьющиеся волосы, серо-голубые глаза.

– Вождь?! Вы назвали это веселое существо в честь Атауальпы? – передние лапы собаки были в руках у Сэнди, и она, смеясь, пыталась увернуться от попыток лизнуть ее в щеку.

– Нет, что ты, – ответила Николь. – Все же Вождю уже два года! А имя – это из-за характера. Помнишь у О’Генри рассказ «Вождь краснокожих»?

В уютной светлой гостиной, вопреки ожиданиям Сэнди, стены не были увешаны древностями, да и вообще, о роде занятий хозяев говорили только книги. Зато они были повсюду: журнальный столик в гостиной был буквально завален различными атласами, журналами и тяжеленными фолиантами; книги, сложенные горкой, были и под столом – они почти подпирали его снизу; валялись на диване, вперемешку с подушками, стояли на каминной полке…

Там же, возле камина, сдержанно улыбаясь, стоял молодой человек лет тридцати с бледным лицом потомственного аристократа и внимательными умными глазами.

– Сэнди, позволь представить тебе Мэттью Уоллиса! – важно, будто на сессии английского парламента, произнесла Николь и, подмигнув гостье, обратилась к англичанину: – Мэттью, это наша незаменимая Сэнди, о которой мы вам говорили.

Мэттью приосанился, мягко шагнул вперед и, наклонив голову, церемонно поприветствовал Сэнди. Эта простая формальность, кажется, настолько смутила самого англичанина, что он поспешил вернуться к прерванному занятию – перелистыванию книг, лежавших большой стопкой на полу рядом с камином.

– Великолепные монографии, Лео, – сообщил он. – И многие – с дарственными надписями. Кстати, я тоже лично знаком с некоторыми авторами.

– Действительно, очень полезные книги, – отозвался Леонард. – Без них этот чертов камин было бы невозможно разжечь. Хорошо, что постоянно дарят новые… Друзья, – продолжал он, не обращая внимания на выражение крайнего замешательства на лице Мэттью, – вот-вот нам подадут обед. Могу вам обещать: никто так не готовит фламандский ватерзое, как наша волшебница Марго. А пока я хотел бы предложить вам настоящее произведение пивоваренного искусства: бельгийский ламбик. Даже если вы не любите пиво, я бы настоял на том, чтобы вы попробовали его. Каждой стране – свой напиток, и если в Ирландии это виски, а во Франции – вино, то в Бельгии, несомненно, пиво.

Марго, невысокая полноватая женщина средних лет, с лицом веселой заговорщицы, принесла бокалы, почти такие же, как для шампанского. Сэнди удивленно взглянула на них, и Лео, поймав этот взгляд, мгновенно отреагировал:

– Не удивляйтесь, друзья, ламбик, хоть и считается пивом, но подается именно в таких бокалах. Высокая узкая колба максимально долго сохраняет аромат этого напитка, – с видом посвященного в таинство он разливал жидкость глубокого красного цвета. – Его рецепту 400 лет, но Марго где-то вычитала, что именно так варилось подобие пива еще в древней Месопотамии. Приготовление сопровождалось различными танцами и ритуалами, и напиток становился этакой смесью волшебства и науки. А то, что мы пьем сейчас, появилось во времена крестовых походов, когда один бельгийский крестоносец из фламандской деревушки отправился в Святую землю освобождать Иерусалим. По возвращении во Фландрию, он решил сварить напиток с мистическим красным винным цветом, которое символизировало бы кровь Иисуса, и добавил в пиво красную вишню... Полная ерунда, наверное, но мне нравится верить в эту версию. Она романтична.

– Кстати, Питер Брейгель не раз изображал распитие ламбика на своих полотнах, – Николь, все это время помогавшая Марго, неопределенно махнула куда-то в сторону стены позади себя.

Сэнди проследила за направлением руки и увидела «Крестьянский танец» Брейгеля.

– Отличная копия. Удивительно, как искусно ее состарили... Кракелюры выглядят так, словно ей и вправду несколько веков, – Сэнди подошла к картине и разглядывала ее вплотную. – Николь, не поделитесь адресом мастера? А оригинал, кажется, в Венском музее. Я права?

Хозяева дома, улыбаясь, переглянулись.

– В общем, принято считать, что так… – Марго, вытирая руки белоснежным полотенцем, стояла рядом с Сэнди, и разглядывала полотно так, будто тоже видела его впервые.

– Но вот с адресом мастера могут возникнуть небольшие трудности, – Николь приняла серьезный, Сэнди показалось, даже расстроенный вид. – Вернее, адресат может не откликнуться.

Сэнди внимательно посмотрела на нее и медленно перевела взгляд на Лео, сосредоточенно раскуривавшего сигарету.

– Неужели?! То есть вы хотите сказать, что... Ну, перестаньте! Это подлинник?

Мэттью Уоллис, непонятно откуда взявший лупу на позолоченной ручке («Неужто он всегда носит ее в кармане пиджака?»), бесшумно возник рядом с ней. Не проронив ни слова и никак не выказав изумления, он пригляделся к холсту.

– Вы правы. Это подлинник, – ответил Лео, наконец справившись с зажигалкой.

Он помедлил, наслаждаясь ошарашено-восхищенным видом Сэнди, и добавил:

– Только, чур, вы этого не слышали.

– Потрясающе! Как вам это удалось? – проговорила Сэнди растерянно.

– А он-то при чем? Это все Брейгель плюс ламбик, – засмеялась Марго, проходившая мимо с подносом.

– Причем первый не состоялся бы без второго, – Николь присела на подлокотник кресла, в котором утопал Лео.

– Ники, я боюсь, что наши гости, несмотря на весь свой опыт, примут нашу невинную шутку за чистую монету!

– О! А я поверила! – в голосе Сэнди не было разочарования. Скорее, облегчение. – А я уже было хотела предложить вам хорошую цену за этот шедевр. Уж не знаю, где бы я взяла столько денег, но точно не удержалась бы, – рассмеялась она.

– Сэнди, при всей моей симпатии к вам, я был бы готов уступить только раму.

– Без картины?

– Конечно! Как известно, искусство – это всегда ограничение. И смысл каждой картины в ее раме. Я был готов поделиться с вами самым ценным, заметьте! – не унимался хозяин дома, а Сэнди непроизвольно бросила еще один взгляд на развенчанный несколько минут назад шедевр.

– Ау, интеллектуалы! Вы не хотите продолжить беседу, а также дегустацию в столовой? – раздался из соседней комнаты голос Марго.

Светлые стены столовой были увешаны картинами, некоторые из которых Сэнди сразу узнала: «Омовение ног» Вермеера она видела в «Ряйксмузеуме» в Амстердаме; «Женщина с попугаем» Мане, кажется, из Нью-Йоркского «Метрополитена»; «Красные рыбы» Матисса – музей с трудным названием в Москве.

– Стол сервирован на шестерых. А нас четверо. Впрочем, свечи, – Сэнди провела рукой по высокому серебряному канделябру, – наводят меня на мысль, что, быть может, перед трапезой мы проведем небольшой спиритический сеанс, и пятым будет дух. Если так, то я настаиваю на том, чтобы это был Писарро!

– Неплохая идея, – поддержал Леонард. – Но на самом деле, все проще: Марго, конечно, обедает с нами и, кроме того, мы ожидаем Саймона.

– Он обещал приехать, как только вырвется из лаборатории, – Николь жестом пригласила всех к столу. В дверях столовой появился Мэттью Уоллис, до сих пор остававшийся в гостиной.

– Простите, что я позволил себе задержаться… – Мэттью беззвучно пододвинул тяжелый стул, аккуратно расправил белоснежную салфетку на коленях, манерно поднес бокал с водой ко рту, сделал маленький глоток, поставил бокал на место, тонкими бледными пальцами взял еще теплую булочку, нож… Эти, казалось, самые обыденные действия выглядели в исполнении англичанина как ритуал, благодаря чему все, замолчав, уставились на него. Сам Мэттью глядел прямо перед собой, словно не замечая направленных на него взглядов. Вдруг, не поднимая глаз, он произнес:

– Конечно, без детальной экспертизы нельзя утверждать это с полной категоричностью, однако для частного мнения бывает достаточно и беглого осмотра. Это подлинник. Питер Брейгель Старший в гостиной месье и мадам Гратовски чрезвычайно похож на копию, однако таковой не является, – Уоллис отложил в сторону нож, и с вежливой улыбкой продолжил, поочередно задерживая взгляд на каждом, кто сидел за столом: – В течение пяти лет я имел удовольствие исполнять обязанности эксперта на аукционе «Кристис». А не так давно опубликовал работу, посвященную творчеству фламандцев. Конечно, серьезный анализ не был бы лишним. Но, по моему скромному мнению, хозяева этого дома, которых с недавнего времени я могу с гордостью именовать своими коллегами и компаньонами, и сами осведомлены о подлинности картины. Иначе мне кажется странным наличие столь сложной системы сигнализации, как та, что я обнаружил под рамой.

Сэнди в растерянном недоумении переводила взгляд с Мэттью на Леонарда. Николь, часто моргая, тоже глядела на англичанина. Первым заговорил Леонард, который, казалось, сохранял полное спокойствие на фоне разоблачительных утверждений Уоллиса:

– Как приятно осознавать, что в твоей команде работают настоящие профессионалы! Мэттью, я рад, что провидение, или Ас – не важно – привели вас к нам!

– Постойте, значит, это все-таки подлинник? – Сэнди не знала, готова ли она поверить в новую «правду».

– Да. Это подлинник. Я же сразу вам это сказал, – ответил Лео. Но хитрый блеск в его глазах заставил Сэнди остаться при своих сомнениях.

– Так значит, это великолепие – тоже?.. – она указала на стены столовой.

– Друзья, если мы попросим Мэттью произвести еще одну маленькую экспертизу, а их тут потребуется… – Николь сделала вид, что считает картины, – …не менее десяти, то мы сильно обидим Марго, которая полдня провела на кухне, проявляя свои кулинарные таланты. Ватерзое не терпит, когда его разогревают. Тогда он становится подобным нагретому снегу: состав молекул тот же, но вид, форма, а в нашем случае и вкус – безвозвратно потеряны, – Николь явно пыталась закрыть тему.

– Все-таки чудесно иметь такую команду! – пробормотал еще раз Леонард.

– Благодарю вас, Лео, – церемонно сказал Мэттью.

– Не за что, друг мой, – ответил Лео. – Тем более что в данный момент я имел в виду Марго, – добавил он вполголоса.

Будто ожидавшая этой реплики, в столовую вошла Марго с огромным блюдом в руках.

Мэттью, сидевший за столом напротив Сэнди, представлял собой полную противоположность привычным ей уверенным и раскованным, как правило, загорелым и одетым в джинсы американцам. Англичанин в своем старомодном бархатном пиджаке, светлой рубашке и шейном платке, оттеняющем мраморную бледность лица, казался сошедшим с портрета девятнадцатого века. Непроницаемое спокойствие во взгляде. Прямая осанка... Он не поворачивал шею, – если надо было посмотреть в сторону, Мэттью разворачивался всем корпусом. Что, впрочем, вполне естественно для портрета...

Слушать его порой было невыносимо сложно, несмотря на то, что он вещал на ее родном языке. Вычурность его речи вводила ее в состояние, близкое к трансу, когда сознание просто следовало за словами Мэттью, оставив попытки проникнуть в их суть. Но в определенной мере это было приятно – просто наслаждаться оксфордским произношением и следить за процессом сплетения слов, оставив смысл в стороне.

Внезапно дверь столовой распахнулась, заставив Сэнди вздрогнуть от неожиданности. Мэттью резко выпрямился, снова застыв в картинной позе. В светлых летних брюках и легкой куртке поверх чуть помятой рубашки, блистающий серебристой оправой очков, в столовой появился Саймон Дикселль.

– Приветствую вас, коллеги! Сэнди, Мэттью, мое почтение, – Саймон обошел стол, поздоровавшись с каждым.

Казалось, он невероятно торопится справиться с формальностями, взбудораженный чем-то, чем хочет поделиться. Мгновением позже он заговорил именно об этом: – Это оно, друзья. Мы не ошиблись!

– Кто бы сомневался! – лицо Леонарда светилось радостью ребенка, получившего на Рождество загаданный подарок.

То же детское счастье озаряло лица профессора Дикселля и Николь. Даже Мэттью, ни разу до этого не проявивший сильных эмоций, выразил некоторое подобие радости.

Сэнди, подхваченная общей волной восторга, тоже улыбалась, испытывая при этом неловкость, какую испытывают люди, попавшие на чужое торжество и не знающие, кого и с чем поздравлять, и нужно ли это делать.

– Дэдди, нам есть, что отпраздновать, перестань суетиться и садись, – Николь указала на стол. – Марго, Дэдди явился! – крикнула она.

– Спасибо, дорогая, но, к моему собственному сожалению, я не голоден. Да, да, я знаю, чего лишаю себя. Желудок просвещенного человека имеет лучшие качества доброго сердца – чувствительность и благодарность. И от его имени заявляю: подобно Марго не готовит никто в этом городе. Кстати, где она, моя недостижимая любовь?

Марго, уже стоявшая подле него, улыбнулась и произнесла:

– Юноша, ведите себя прилично. К тому же, растущий организм должен потреблять достаточно пищи. Иначе будешь маленьким и слабым.

– Марго, ты сама объясняла мне, что адреналин начисто лишает аппетита. А вот от кофе я не откажусь, – Саймон сел по левую руку от Мэттью.

– Судя по тому, что без адреналина ты уже не можешь и часа, а от истощения до сих пор не страдаешь, я ошибалась, – сообщила Марго. – Видимо, у личности с настолько невысокой когнитивной сложностью, как у тебя, механизм латентного подавления работает как-то иначе… Впрочем, о чем это я? Вы уж меня извините, захлопоталась… – добавила она, обращаясь к ошарашенной этой тирадой Сэнди.

– Да уж, – поддержала Николь. – Жарко на кухне, знаете ли. Однако есть повод поднять бокалы!

– Николь! Боюсь, Сэнди и Мэттью ничего не понимают, – сказал Лео. – Дэдди, оно у тебя с собой?

– Ну, раз уж здесь все свои… – подмигнув Сэнди, Саймон нырнул рукой во внутренний карман куртки и извлек оттуда коробочку. Совершенно обыкновенную: в такие кладут кольца в любом ювелирном магазине.

«Котенок в руках Алисы превращается в черную королеву», – в предвкушении очередной порции магии почему-то подумала Сэнди.

– За этой вещицей мы охотились около двух месяцев, – Саймон любовно смотрел на коробку. – Один французский бизнесмен, Поль Бассанж, тот самый, о котором мы вам рассказывали, Мэттью, отыскал документ, принадлежавший его прадеду, ювелиру французского королевского двора, и вот...

С этими словами и торжествующей улыбкой Саймон открыл коробку. На темной бархатной подушечке лежало кольцо с огромным черным камнем. Величина великолепного бриллианта делала его нереальным.

– Мэттью, если вы не готовы перенести очередную порцию небылиц, лучше прекратить это сейчас, иначе потом их не остановить, – доверительно проговорила Николь.

Однако кольцо в это время уже передавали из рук в руки, а Саймон рассказывал:

– По заказу Людовика ХV его личный ювелир Бассанж изготовил для очередной фаворитки потрясающее ожерелье из 650 бриллиантов, увенчанное черным камнем, равного которому не было. Увы, оспа свела монарха в могилу до того, как он успел выкупить безделицу. Бассанж, который должен был расплачиваться за камни, оказался в крайне трудном положении и, не будь дурак, предложил ожерелье Марии-Антуанетте – австрийской принцессе, ставшей супругой следующего короля Франции.

– Насколько я помню, она имела прозвище Мадам Дефицит и была страстной поклонницей подобных игрушек, – с благосклонной улыбкой знатока вставил Мэттью.

– Точно. Но здесь даже она поняла, что это ей не по карману, и была вынуждена отказаться. Однако в дело вмешалась некая авантюристка Жанна Лямотт, дочь чиновника и служанки, умудрившаяся к тому времени окрутить тяжелобольного графа де Валуа, наследника бывшей королевской династии. Когда граф был уже на смертном одре, она подкупила местного священника, и тот обвенчал ее с находившемся уже по ту сторону сознания графом, после чего стала называть себя графиней Жанной де Валуа.

При помощи другого своего знаменитого любовника, алхимика Калиостро, она познакомилась с кардиналом Роганом, у которого Калиостро регулярно вымогал деньги. Монсеньор, нужно сказать, был известен своей скандальной личной жизнью, постоянными охотами, балами и плотскими развлечениями, за что попал в немилость, и более всего был озабочен тем, чтобы вернуть себе расположение монаршей четы. Жанна пообещала Рогану «повлиять на свою близкую подругу Марию-Антуанетту», которой, на самом деле, даже не была представлена, при условии, что кардинал поможет королеве приобрести вожделенное ожерелье. Дабы уверить Рогана в успехе предприятия, Жанна даже организовала ему короткое свидание с королевой. Для этого ей пришлось объехать все парижские бордели, хорошо знакомые ей по прошлому этапу биографии, и в одном из них найти проститутку, весьма похожую внешне на Марию-Антуанетту.

Наряженная в богатое платье, с трудом выучившая наизусть две фразы, девица безлунной ночью встретилась с Роганом в саду Версаля. Прошептав «Можете надеяться, что прошлое будет забыто», она позволила кардиналу поцеловать свою руку и растворилась в темноте. Этого оказалось достаточно, чтобы усыпить подозрительность Рогана. Он договорился с ювелиром о рассрочке, одолжил у ростовщиков гигантскую сумму для задатка, выкупил у счастливого Бассанжа ожерелье и передал его милейшей Жанне для вручения королеве. Очень доверчивый попался кардинал! Но тут случился конфуз. Бассанж, прекрасно зная, что монсеньор – в долгах как в шелках, на одном из приемов во дворце поинтересовался у королевы, отчего она не носит ожерелье. Был грандиозный скандал, кардинал был доставлен в Бастилию, Калиостро изгнан из Франции, а так называемая графиня получила клеймо воровки на плече. И тут разразилась революция…

– И королевская чета потеряла обе монаршие головы при посредстве изобретения доктора Гильотена, – вновь подал голос Мэттью, все это время внимательно следивший за рассказом.

– Увы, это удел королей. А вот Жанна отреклась от ставшего непопулярным королевского происхождения и, переодевшись мужчиной, умудрилась бежать в Англию, где мгновенно стала называть себя именем Джейн. Впрочем, недолго. Уже через год она то ли сама, то ли с чьей-то помощью выпала из окна заведения с дурной репутацией. По всей вероятности, ее очередной возлюбленный не поделил с ней одно симпатичное ювелирное изделие.

– Если память мне не изменяет, драгоценные камни по подозрительно низким ценам на протяжении нескольких лет всплывали то тут, то там в Европе, – дополнил Мэттью так, как будто это действительно происходило на его памяти. – Но великий черный бриллиант, получивший благодаря французской склонности к игре слов имя Бассанжа – падшего ангела, так и исчез. Многие пытались его найти, но тщетно.

– Но тщетно, – как эхо, откликнулся Лео. – И вот праправнук разорившегося ювелира, Поль, разбирая несколько месяцев назад старые бумаги, хранившиеся в подвалах фамильного особняка, нашел несколько любопытных манускриптов и обратился к нам… История поисков отнимет слишком много времени, скажу только, что камень, венчавший ожерелье, за это время превратился в кольцо. И вы, Сэнди, держите сейчас в руках «Падшего ангела».

– Знаете, может быть, странно слышать это от ученого, но, поверьте, иногда мне кажется, что подобные вещи живые, – сказал Саймон. – Древние предметы с долгой историей часто обагрены кровью или освящены великой любовью. Они питаются человеческими страстями, вбирают в себя их силу...

– Я как-то посвятил некоторое время изучению этой темы, – проговорил Мэттью, отпивая из фарфоровой чашки. Он чуть заметно кивнул в одобрение напитка, и продолжил, словно читая учебник: – И пришел к выводу, что в наиболее концентрированном виде это верно по отношению к предметам кольцеобразной формы, – он кивнул в сторону кольца, по-прежнему лежавшего на ладони Сэнди. – Магия круга уходит корнями в глубочайшую старину. В Британии, например, почитали «Камень Гронва» или «Дырчатый камень». В Индии каменные кольца в храмах являются символом женской энергии. Само кольцо является одновременно и символом времени, так как не имеет ни начала, ни конца, ассоциируясь с годовым кругом времен, и олицетворением женских производящих сил. В то же время, это символ вечной целостности, единения, слияния. Таким образом, круг или кольцо являются и символом любви. Неслучайно, в современном обществе обмен кольцами – знак матримониальных намерений.

– Складно говорит! Если будете дослушивать, наконец, выучите хоть что-то, – заметила Марго, обращаясь к Лео и Николь. – Кстати, Мэттью, круг считался совершенной формой еще в доантичные времена, – без перерыва продолжала она, и Сэнди совершенно потерялась, ошеломленная не стыкующимся ни с чем образом служанки. – Легендарный храм Аполлона у гипербореев был круглым, как и платоновский город царей, а Атлантиду описывают как систему концентрических земляных и водных кругов. Опять же, в мистических системах Бог истолковывается как круг, центр которого находится одновременно повсюду, чтобы таким образом показать совершенство и непостижимость таких понятий, как бесконечность и абсолют. В магических ритуалах круг охраняет от злых духов. Поэтому большинство оберегов и амулетов имеет форму круга. Да что там говорить – мои пончики безусловно являются венцом этого списка, и сейчас я это продемонстрирую, – с этими словами она с достоинством удалилась в сторону кухни.

– Кстати, – заговорила Николь, проводив ее теплым взглядом, – объект наших сегодняшних поисков, амулет Атауальпы – символ объединения вселенной, имел форму круга. Солнечный диск состоял из трех частей, но лишь все вместе они обретали силу.

– Саймон, – продолжил Мэттью после небольшой паузы, – ваша находка «Падшего ангела» очень впечатлила меня. Мои поздравления, господа. Двести с лишним лет считалось, что камень безвозвратно потерян…

– Коллеги, – торжественно произнес Саймон. – Выпьем за здоровье Поля Бассанжа, благодаря которому мы гонялись за одним зайцем, а поймали двоих!

– Второго не поймали пока, Дэдди, – возразил Лео и, заметив непонимающий взгляд Сэнди, напомнил: – Письмо Писарро мы нашли в документах Бассанжа, когда только начинали заниматься камнем. Конечно, изумились вначале, но очень быстро выяснили, что предок ювелира участвовал в конкисте. Более того, по некоторым сведениям, занимал какую-то должность при Писарро, даже был одним из его доверенных лиц. Одним из тех троих, кто отправился в Европу, чтобы передать талисман Хасинте.

– Друзья, пребывание с вами доставило мне необычайное удовольствие, но я вынужден откланяться: завтра утром приезжает этот самый Поль Бассанж, а в полдень мы с Мэттью начинаем заниматься генеалогией Писарро. Немного сна – то, что нужно моему организму. Только поворкую пять минут с Марго, – засобирался Саймон, выходя из комнаты.

Сэнди взглянула на часы:

– Ого! Мне тоже пора. Надо же, я совершенно забыла о времени! – она находилась под впечатлением услышанной истории и рада была бы найти предлог остаться, но элементарный политес… – А Саймон… интересуется кухней?

– Только как потребитель, – ответил Лео. – Но потребляет он виртуозно!

– Но с Марго он… обсуждает кулинарные рецепты? – настаивала Сэнди, пытаясь разгадать странности кухарки.

– С Марго? – удивился Лео. – Господи, Сэнди, ну конечно, мы же не представили вам Марго! Сегодня ее очередь готовить, они с Николь соревнуются, но вообще… Вот, – порывшись в стопке книг на журнальном столике, Лео извлек довольно увесистый том. На последней странице обложки красовалась фотография Марго. Перевернув книгу, Сэнди прочла название: «Толерантность к неопределенности и экзистенциальные выборы».

– ?!

– Марго, если хотите, – наш тренер. Гуру. И друг. Она доктор философии. Николь занималась у нее в Сорбонне, и с тех пор время от времени мы организуем этакие домашние мастер-классы. Скорее, дзенские – не столько сидим за партой, сколько готовим еду, болтаем, изобретаем парадоксы. Сокровища ищем. Резвимся.

* * *

Как-то само собой решилось, что они поедут в Брюссель всей компанией.

Саймон попрощался и уехал первым, а Сэнди и Николь нырнули на заднее сиденье уже знакомого автомобиля Леонарда, шутя чертыхаясь по поводу неудобства двудверных машин. Мэттью с достоинством расположился рядом с водителем.

– В отель? – спросил Лео.

– Вообще-то в Калифорнии сейчас разгар дня… – пространно ответила Сэнди, уловив в тоне Лео нежелание вот так заканчивать вечер.

– Друзья, если вы, в отличие от профессора Дикселля, не грезите о постели, предлагаю завершить вечер по бельгийской традиции «последним стаканчиком», – отозвался Лео.

– Как насчет бокала вина в «Короле Испании», на Гран-Пляс? – предложила Николь.

– Согласились! – не раздумывая, ответила Сэнди.

– Не согласились, – возразил Лео. – Гран-Пляс оставим туристам. Настоящий Брюссель – это Саблон.

Машина плавно ехала через Камбрский лес, и труба Диззи Гиллеспи выпевала «Con Alma», окутывая салон. Пространство автомобиля словно обрело четвертое измерение, и оно стало доминировать над остальными тремя, подчиняя их своей магии, заставляя людей в машине молчать, отдавшись звукам и ощущениям.

Автомобиль будто плыл где-то, а рубиновый, влекущий огонек сигареты на длинном мундштуке в пальцах Николь стал маяком…

– Сэнди, мы приехали. Сэнди!

Сэнди слегка тряхнула головой: «Неужели заснула?»

Они вышли из машины. Прохладный, звонкий воздух ночного Брюсселя бодрил, сгоняя остатки сна. В нем чувствовался запах теплого хлеба и дорогих интерьеров, каминов и новой техники, нагретого за день камня, старых книг… и вдруг Сэнди поняла, что с удовольствием задержалась бы в этом городе, который раньше всегда казался ей сухим и чопорным.

Они оставили машину у Собора Богоматери на Саблон – любимой церкви Брейгеля. Ее готический силуэт с подсвеченными изнутри витражами стрельчатых окон возвышался над кафе с вынесенными на улицы столиками, магазинами с лучшим в мире шоколадом, лавками антикваров, сквером Мастеров с фигурами покровителей всех ремесел. Самая бельгийская из площадей не спала даже ночью.

– Красота какая! – Сэнди кружилась, разглядывая узоры собора, скульптуры на порталах, фламандские дома по периметру площади. – Брабантские кружева в камне!

– Замки на песке, – неожиданно сказала Николь. – Саблон в переводе – «Песчаная площадь». А начинается она, естественно, с «Гран де Сабль» – «Песчинки».

«Песчинка» встретила компанию улыбками черноволосых официантов в белых фартуках, аппетитными ароматами, звуками джаза и веселым гулом полуночных посетителей. Николь попросила, чтобы их посадили за столик на втором этаже, обязательно у окна. Леонард, получив, по всеобщему согласию, право на выбор напитков, сделал заказ.

– Коллеги, – обратился ко всем сразу и ни к кому в отдельности Мэттью, – прошу простить мое любопытство, но, учитывая откровенность, с которой мы обсуждаем в сегодняшней компании наши дела, я полагаю, что мои полномочия вынуждают меня задать вопрос, который, надеюсь, вы не сочтете бестактным.

– Мэттью, – сказал Лео, – я не все понял, но мне показалось, что вы хотите о чем-то спросить. Прошу вас, не стесняйтесь.

– Благодарю вас, Лео. Мой вопрос касается очаровательной Сэнди и вызван необходимостью информировать моего клиента. Правильно ли я понял, что Сэнди будет принимать непосредственное участие в поисках талисмана Атауальпы?

– Ну… – неопределенно протянул Лео. – Это еще не решено окончательно…

– Видите ли, Мэттью, – пришла на помощь Николь, – Сэнди сейчас очень занята другим нашим делом в Соединенных Штатах и, похоже, не сможет уделять достаточно времени и тому и другому.

– Да, к сожалению это так, – через силу согласилась Сэнди, непроизвольно бросив умоляющий взгляд на Николь и Леонарда. – Я бы очень хотела освободиться, но, видимо, это не получится… В любом случае, вы можете быть уверены, что будет сохранена полная конфиденциальность.

– Мы уже говорили вам, Мэттью, – снова заговорила Николь, – что в наших расследованиях нет случайных людей. И если мы в самом начале очередной авантюры встретились с вами, значит, так угодно Дзидо. Или провидению… То же касается присутствия здесь Сэнди. Это не фатализм, а, скорее, умение уловить гармонию, по законам которой организован наш мир.

Глубокий голос Николь почти выпевал фразы, и эта манера речи убаюкивала, подобно маятнику гипнотизера, внушая спокойствие и безмятежность, растворяясь в общей атмосфере, будто наполняя ее мистической силой, оживлявшей тени и фантазии.

– Благодарю вас, я полностью удовлетворен, – кивая, сказал Мэттью, внимательно выслушав всех троих.

– Мэттью, а можно и мне поинтересоваться? – Сэнди, наконец, решилась задать вопрос, на который почему-то не отваживалась весь вечер.

– Если моих знаний хватит, с удовольствием отвечу на любой ваш вопрос, – англичанин вновь был воплощением любезности.

– Вы единственный человек, кто видел Аса. Скажите, кто он?

Сэнди заметила, как побелели костяшки пальцев Мэттью, сжимающих ножку бокала. Но ни один мускул не дрогнул на лице.

– Боюсь разочаровать вас, но я, так же, как и все присутствующие, не знаком с этим господином. Он позвонил мне, и предложил работу. Хорошо оплачиваемую работу в команде профессионалов. И я счел для себя возможным принять это предложение.

Почему-то Сэнди не верила бесстрастным словам англичанина.

– Но зачем ему нужно скрывать себя?

– Я не могу ответить на этот вопрос. В данном случае речь идет о работодателе. Моей обязанностью является выполнять свою работу, не задавая лишних вопросов.

– Хорошо. Но вы общались с ним больше всех. Насколько я понимаю, сейчас все общение с Асом происходит исключительно через вас. Мне бы очень хотелось понять, что это за человек. Если бы я попросила вас назвать одно, всего одно качество Аса, которое охарактеризовало бы его лучше всего, что бы вы назвали? Какой он? – по правде, Сэнди не надеялась на ответ, уверенная, что вновь удостоится лишь вежливых отговорок.

– Влюбленность.

Ответ Мэттью был полной неожиданностью для всех.

– Влюбленность?! Что вы имеете в виду? Он говорил о женщине? – Лео поперхнулся вином.

– Нет. Мое предположение строится на фразе, услышанной мною однажды от него: «Я хочу найти его ради любви». Но я не могу однозначно утверждать, что это дама. Ас – человек, совершенно, насколько я могу судить, лишенный романтического пафоса, и вполне возможно, что это фанатичная любовь к идее, цели или вещи, и слово «влюбленность» я употребил именно в этом смысле, – Мэттью замолчал.

– А что? Мне нравится. Влюбленный Ас. Красиво! – сказала Николь, задумчиво глядя на площадь за окном.

* * *

Через полчаса, распрощавшись с Мэттью, они втроем, решив все же воздать должное Гран-Пляс, шли по затихшей, наконец, площади к отелю «Амиго», где остановилась Сэнди.

– Это был чудесный вечер, – сказала она. – И я хотела попросить… Можно будет узнать, как идут поиски? Через две недели Артур собирается по делам в Париж, а у меня там несколько встреч с художниками. Словом, – смущенно добавила она скороговоркой. – Может быть, мы окажемся там в одно время, хотя мы еще не решили. Мы могли бы приехать на день в Брюссель – здесь близко, и, если вы не возражаете, встретиться с вами…

– Будем рады! Звоните нам, когда окажетесь в Париже. Кстати, и нам, вероятно, нужно будет провести там некоторое время. У нас есть огромное желание убедить Бассанжа в качестве гонорара за найденный камень передать нам письмо Писарро. Надеемся, что он согласится на это. На любом аукционе письмо будет стоить немалых денег, но, конечно, не сравнится со стоимостью камня. А для нас его ценность в том, что оно доказывает существование талисмана. К счастью, Бассанж, кажется, не верит в то, что его можно найти.

Прохладный ночной воздух и договоренность о скорой встрече отодвинули усталость, и Сэнди вновь хотелось растянуть этот вечер, не заканчивать его, не перекочевывать еще немного в деловое обыденное завтра.

– Я слышала, где-то тут есть скульптура, возле которой загадывают желания.

– Точно. Вот она, под портиком «Звезды», – Николь указала на старинное здание.

– Это памятник Эверарду Серкласу. В XV веке, будучи вице-мэром, он защищал городские вольности Брюсселя от посягательств герцога Фламандского и поплатился жизнью. Горожане соорудили ему памятник таким образом, чтобы до него мог дотронуться каждый. Считается, что прикосновение к его руке приносит счастье и исполняет заветные желания.

Они подошли к памятнику. Отполированный до золотого блеска прикосновениями миллионов рук, перед ними лежал бронзовый человек. В ногах у фламандского героя расположилась собака. Она, в отличие от хозяина, казалась живой. Но эта живость пугала: разинув пасть в беззвучном лае, псина будто гнала их прочь. Сэнди закрыла глаза и прикоснулась к памятнику:

– Хочу подержать в руках талисман инков! – перестав жмуриться, она взглянула на Лео и Николь. – Не слишком самонадеянно? Мне действительно ужасно хочется его увидеть!

– Похоже, у нас появился новый член команды! – засмеялся Леонард. – Добро пожаловать на борт!

– Тем более что Мэттью не позднее завтрашнего дня доложит о тебе Асу, – улыбаясь, добавила Николь. – И если ты исчезнешь, мы не будем знать, что говорить.

– Кстати, об Асе… – смутившись, сказала Сэнди, скорее, чтобы переключиться с щекотливой темы. – У меня возникло одно предположение, которое, возможно, покажется вам смешным… Но я все же выскажу его вам.

– Мы любим смешные предположения, – сказал Лео, – так что говорите смело.

– Мэттью и есть Ас!

На несколько секунд воцарилось молчание. Потом Лео взглянул на Николь и сказал:

– Черт, интересно. Это не приходило нам в голову.

– И это многое может объяснить, – задумчиво согласилась Николь. – Действительно смешно, Сэнди. Спасибо за идею.