"Кавказский принц 2" - читать интересную книгу автора (Величко Андрей Феликсович)

Глава 14

– Ваши высочества, разрешите просочиться? – поинтересовался я, оказавшись в Гошином кабинете.

– Открывать дверь ногой – это «просочиться»? – кротко спросил Гоша. – И что случилось с твоей хваленой пунктуальностью? Десять минут уже мы с Мишелем тебя ждем, вообще-то говоря…

– Так я ж бегом бежал, ну и чтоб не тормозить с разгону… А с пунктуальностью ничего не случилось, просто «Ока» подохла. Еще вчера мотор застучал, думал после совещания отдать на замену, а он не дожил. Но ничего так машинка побегала, почти одиннадцать тысяч километров.

– Ладно, тогда первое совещание руководящего состава ИВВФ будем считать открытым, – сообщил его главнокомандующий. – Да сядь ты, наконец, вот твоя пепельница! Сегодня нам предстоит решить – как, из чего и когда будем формировать авиационые части наших дивизий.

Надо сказать, что авиадивизии Российской империи, существующие пока лишь на бумаге, представляли собой весьма странные образования. Дивизия включала в себя два авиаполка, одну авиагруппу, то есть недополк, и пехотное либо конное подразделение неустановленной численности. Эти подразделения уже существовали, ровно две штуки – бригада Каледина численностью в пять с половиной тысяч штыков (точнее, стволов) и Особый казачий отряд Богаевского в восемь тысяч сабель (а вот они, кажется, там были у всех). Командиром первой дивизии еще полгода назад стал я, а недавно был подписан указ о формировании второй, с Мишелем во главе. Осталось решить, как мы будем делить авиацию – места дислокации были уже примерно согласованы.

– Все «Пересветы» и «Святогоры» – второй дивизии! – внес щедрое предложение я.

Мишель кивнул, правда без малейших признаков воодушевления. Оно и понятно, первая должна была базироваться на Ляодунском полуострове и действовать большей частью по морским целям, этим каракатицам там делать нечего…

– Еще туда можно выделить полсотни «Тузиков», – продолжил я. – И шесть «Бобиков», для качественного усиления.

– А Полозова ими командовать! – подалось вперед младшее высочество.

– Мишку не дам, – возразил я. – У вас, господин полковник, еще Потапова остается, её-то вы мне не отдадите? И Знайко с Ладыженским, так и быть!

– Ну, это понятно, – усмехнулся Мишель, – они воды боятся. Но все-таки, в Артуре будете вы…

– Я старый, больной человек, – пояснил я Мишелю, – и генерал к тому же. – Вы таки думаете, что я там буду целыми днями трепыхаться по небу? Хорошо, берите еще Николаенко.

– А действительно, кто в Артуре-то летать будет, раз ты почти весь первый поток раздал? – забеспокоился Гоша.

– Во втором есть талантливые ребята, впереди еще почти год, подучатся. Но вернемся к самолетам. Четыре воображаемых «Бобика», то есть которых еще нет, записываем за «Мономахом». И два реальных «Тузика» туда же. Пять «Бобиков» оставляем второй летной школе.

– Девять минус шесть будет три, – сообщил Мишель.

– Спасибо, я в курсе. Значит, первые же два вышедших с завода пойдут в школу. А потом я их предлагаю делить в пропорции три в первую – один во вторую дивизии, и так далее…

– А … – начал было Михаил.

– А еще учтите, что вполне возможна блокада Артура с суши. Если же при этом Куропаткин допятится до Харбина, то поставки самолетов нам прекратятся, и они все пойдут вам.

– Что ты планируешь у себя как авиагруппу? – поинтересовался главнокомандующий.

– Пока не знаю. Если подоспеют «Кошки», то их (грабеж, – негромко буркнуло младшее высочество), а если нет – можно опытное подразделение автожиров сделать, вдруг да и проявят себя…

– Командиров твоих полков я знаю, – заметил Гоша, – а авиагруппы?

– Тоже знаешь, и причем гораздо ближе. Это Маша.

– Что?! – подпрыгнуло высочество.

– То самое, – развел руками я. – Ты, значит, решил смотаться погеройствовать на Дальний Восток, а она в Москве оставайся? Плохо ты её знаешь. А представь себе, ранят тебя, и попадешь ты в госпиталь к медсестричкам? В общем, можешь и не пытаться отговаривать.

– Господи боже мой, – покачал головой Гоша, – ты хоть можешь сказать, на чем на войне менее опасно – на «Кошках» или этих твоих автожирах?

И тут лицо Михаила застыло. Кажется, он только сейчас понял – на войне его Наташа будет летать не просто так, что при ее мастерстве почти безопасно, но под огнем с земли и с воздуха…

С совещания я отправился к себе, где меня ждал Каледин – Алексей Максимович недавно приехал с Ляодуна и теперь хотел поделиться скорректированными планами обороны полуострова.

– Сразу хочу вас огорчить, Георгий Андреевич, – заявил он мне, – посмотрев, где нам придется воевать, я считаю приданную мне артилерию практически непригодной. Сложный рельеф местности, поселок Цзыньчжоу прямо по фронту предполагаемой первой линии, вообще масса каких-то фанз и прочих сарайчиков… Да и выбор снарядов сильно сужает и без того невеликие возможности пушек.

– А что со снарядами? – поинтересовался я.

– Картечь и шрапнель, больше никаких.

– Ну и ну, – удивился я, – это кто же такое придумал? Что, во всей армии так?

– Увы. Насколько я знаю, фугасные снаряды для полевой трехдюймовки даже не разработаны.

– Так, это мы попробуем разобраться, – сделал пометку в блокноте я, – продолжайте.

– Я, конечно, понимаю, – замялся Каледин, – что, только получив трехдюймовки, мною же заказанные, тут же от них отказываться и требовать другие… Да, это моя ошибка, готов понести наказание.

– Да отстаньте вы от меня со своим наказанием, что вместо этих пушек, вы уже решили?

– Стопятимиллиметровые гаубицы Круппа.

– Те же двадцать четыре штуки?

– Да.

– Будут, – пообещал я, – и быстро, если их можно не заказывать, а прямо сразу купить. Давайте дальше. Повеселевший Каледин разложил на столе карту.

– Первая линия обороны – вот, – провел он указкой по линии, – имеет основным опорным пунктом гору… на двух моих картах она называется по-разному, местные зовут ее сопка Высокая.

– А это что за пунктирчики спереди?

– Боевое охранение. Войдя в соприкосновение с противником, оно вынудит его начать развертывание вот тут…

– А, – догадался я, – вот зачем этот отросток железки, отсюда можно будет малость пострелять по тому квадрату из восьмидюймовок.

– Тут есть тонкость, – продолжил Алексей Михайлович. – Сопка Высокая господствует над местностью, и от того, сколь долго мы будем ее оборонять, зависит многое. Но строить там долговременные укрепления прямо сейчас нельзя, как вы сказали, из соображений маскировки…

– Зато шахты рыть можно, – почесал в затылке я. – Будем, как говориться, искать стране боксит и сфалерит.

– Что? – не понял Каледин.

– Полезные ископаемые. Хотя могут найтись умники, которые знают, что ни того, ни другого тут отродясь не было, так что мы там будем добывать мифрил. То есть пусть ваши офицеры готовятся изображать из себя горных мастеров, и со списками не затягивайте, оборудование там, материалы… Ладно. Дальше вы как себе развитие событий представляете?

– При невозможности удерживать эту позицию мы отступаем на вторую линию, вот она, практически по самому узкому месту перешейка. В этом случае перешедшая к противнику сопка Высокая может доставить нам некоторые неприятности.

Интересно, подумал я, сколько снарядов главного калибра потребуется артурским броненосцам, чтоб срыть эту гору под корень? Хотя слева они не подойдут, потому что там мелко, а справа скорее всего тоже, потому что там могут появиться японцы… интересно, как должен выглядеть заградотряд на море? Пожалуй, придется самолетами сопку перепахивать…

– И, наконец, со второй линии можно отступить на третью. Это последняя, до которой мы можем отходить и оставлять ситуацию под контролем. Если создастся реальная угроза и этой линии, она будет означать также и угрозу обороне всего полуострова.

Я присмотрелся к его карте повнимательней. Правый фланг первой позиции занимала не бригада, а два полка из дивизии Фока.

– Вы считаете первую линию слишком длинной, чтобы всю ее оборонять силами бригады?

– Да. К тому же в резерве я хочу иметь именно свои части.

– Та-а-к, а эти штриховки – минные поля? Тогда почему у вас они в основном сзади, спереди только две маленьких кляксы, а у Фока сзади их вообще нет, зато спереди все засеяно сплошняком?

– У меня оставлены коридоры для контратак. Эти же коридоры, когда их расположение станет известно японцам, приведут их под пулеметный огонь с флангов. В способность Фока организовать хоть грамотную контратаку, хоть фланговый обстрел из пулеметов я не верю, поэтому спереди такая конфигурация. Ну, а сзади… своих людей я уже неоднократно тренировал на отход через минное поле и буду это постоянно делать на месте, а вот Фок…

– Если бы Фок, да со своим штабом, пробежался по минам, оно бы было замечательно, – усмехнулся я, – только их-то вот там и не будет, а солдатиков жалко… Кстати, вы с ним вроде встречались?

– Да. Весьма неприятный человек. И ладно бы при этом он был знающим офицером… Дивизия производит удручающее впечатление. И не только на фоне нашей бригады, а вообще.

– А Восточно-сибирская бригада?

– Сборная часть в процессе формирования. Командира нет, половины штаба тоже…

– У меня есть сильные подозрения, что скоро ее командиром будет назначен Кондратенко, – заметил я.

– Роман Исидорович? – вскинулся Каледин.

– Вы что, знакомы?

– А как же, с Академии Генштаба. Очень толковый офицер, просто великолепная кандидатура! Ну, если вам удастся организовать его назначение, ситуция, я думаю, сильно улучшится.

– Удастся, не волнуйтесь. Возьму-ко я это дело на особый контроль…

Я сделал еще пометку в блокноте. Действительно, раз уж его и без нас туда назначат через полгода, то почему бы не ускорить это дело?

Вечером я напросился в гости к Гоше.

– Появилась тут у меня проблема морального плана, – сообщил я ему, – и хотелось бы с тобой посоветоваться.

– Очень интересно, – пододвинул мне стул Гоша, – обычно ты с их решением никаких трудностей не испытываешь…

– Старею, наверно, – пожал плечами я, – в общем, такое дело. Оказывается, к основной русской пушке, полевой трехдюймовке, вообще нет фугасных снарядов! Как так ухитрились, я до сих пор не могу понять. Это, конечно, совершенно недопустимо. Так вот, я вижу тут два пути. Первый состоит в том, что я отправлю на имя военного министра, коим у нас сейчас торчит Куропаткин, бумагу с описанием неправильности этой ситуации. В ответ получу, скорее всего, какую-нибудь отписку…

– Или ничего, – предположил Гоша.

– Нет уж, неважно какого, но ответа я добьюсь. Потому что сразу после начала войны к этой бумаге будут прикладываться рапорты артиллерийских офицеров о том, что так жить нельзя.

– Да уж, при Сталине такой набор документов вполне потянул бы на хороший приговор…

– И у нас так дожно быть, если не хотим просрать все подряд. Вот такой первый вариант. А второй – эту бумагу пишешь ты, мы обеспечиваем ее поддержку Николаем, думаю, этого хватит, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Но у Куропаткина, да и хрен бы с ним, на фоне прочих вполне приличный человек, не появляется ни малейшего повода чесаться, и у остальных тоже… И в ситуации, когда нашего вмешательства не будет, а оставить что-то как есть нельзя, все будет оставлено как есть.

– Если бы этим все и ограничивалось, я бы был целиком за первый вариант, – мрачно сказал Гоша. – Но ведь сколько солдат погибнет!

– В этом-то и есть проблема. Сколько их погибнет из-за отсутствия нормальных снарядов и сколько – от некомпетентности командного состава, который в первом варианте можно было бы хорошо перетрясти! Подозреваю, что потери из-за снарядов будут много меньше…

– Делаем так, – твердо сказал Гоша. – Бумагу пишешь ты. Только не выставляй козлом отпущения одного Куропаткина! Найди, кто действительно принял и поддерживал это решение. И разберись, чем при этом руководствовался. А снаряды мы закажем для флота, чтобы к началу войны они как раз были в пути на Дальний Восток.

Странно, думал я поздним вечером, уже у себя. Не могло ведь само собой получиться отсутствие фугасных снарядов, это противоречит логике развития техники!

Катапульты швырялись камнями. Потом для этой цели изобрели пушки, и они тоже поначалу стреляли каменными ядрами. Почти сразу догадались, что пушку, в отличие от катапульты, можно зарядить и булыжной россыпью, так появилась картечь. Со временем ядра стали чугунными, а картечь свинцовой. Дальше пытливая мысль дошла до набития ядер порохом, появились первые фугасы.

Нарезные казнозарядные орудия повторили путь своих гладкоствольных предшественниц, только быстро – буквально через несколько лет после появления первых конических болванок они разнообразились болванками с начинкой. До шрапнели додумались уже сильно потом…

А тут вдруг для нашей пушки кто-то искусственно запретил фугасные снаряды – именно так, иначе они обязательно были бы! Действительно, надо бы найти этого «кого-то» с целью ласково взять гада за хобот…

Кстати, подумал я, а в чем вообще преимущество нашей трехдюймовки перед крупповской гаубицей? Весят они одинаково, чуть за тонну. Снаряд у нашей пушки вдвое легче. Дальность одинаковая, семь километров. У пушки лучше настильность, но это ведь нужно только при стрельбе прямой наводкой!

Ладно, при Сталине выбор трехдюймовки был оправдан – при стрельбе бронебойными снарядами она могла быть использована как противотанковая, что как-то компенсировало меньший вес снаряда. И совсем уж в тему – когда в 41-м вдруг выяснилось, что производство бронебойных снарядов к трехдюймовкам практически не развернуто, что сводило на нет их противотанковые возможности, нарком Ванников сел как миленький! Вместе со своми ближайшими помощниками. Потом, правда, Ванникова выпустили, видно, догадался в свое время прикрыть зад каким-то документом, а вот помощникам так повезло далеко не всем.

Но ведь тут у Японии, равно как и у всех прочих вероятных противников, отродясь не было танков! Откуда же тогда вообще взялась эта пушка?

Мне стало даже интересно – принимали ее на вооружение те же люди, что и запрещали фугасный снаряд, или это были независимые друг от друга группы доброжелателей? Действительно, надо разобраться – не исключено, что в процессе этого на свет вылезут и другие, не менее интригующие эпизоды…