"Кен Фоллет. Трое (Из огня и крови...) " - читать интересную книгу автора

окончании войны его отец был дипломатом в Японии. Он говорил с серьезным
выражением лица, которое уступило место смущенной улыбке. Хотя его
английский оставлял желать лучшего, у Кортоне создалось впечатление, что он
достаточно исчерпывающе излагает свои мысли. Рассеянно слушая его, Кортоне
думал, что вот ты любил человека, как брата, дрался с ним бок о бок, а
потом он расстается с тобой, и при встрече ты узнаешь, что он изучает
еврейскую литературу, и понимаешь, что никогда по-настоящему не знал его.
Ростов обратился к Дикштейну:
- Так ты еще не решил, едешь ли ты в Палестину?
- В Палестину? - переспросил Кортоне. - Чего ради?
Дикштейн несколько смутился.
- Я еще не решил.
- Ты должен ехать, - сказал Ростов. - Создание еврейского
национального дома позволит покончить с остатками Британской империи на
Ближнем Востоке.
Кортоне не верил своим ушам.
- Арабы вырежут вас там до последнего человека. Господи, Нат, да ты же
только что спасся от немцев!
- Я еще не решил, - повторил Дикштейн. Он раздраженно мотнул головой.
- Я и сам не знаю, что делать. - Чувствовалось, что ему не хотелось
говорить на эту тему.
Они прибавили шагу. Лицо Кортоне стало мерзнуть, но под зимней формой
он обливался потом. Его спутники обсуждали недавний скандал: человек по
фамилии Мосли - она ничего не говорила Кортоне - выразил намерение явиться
с машиной в Оксфорд и произнести речь на дне памяти павших. Мосли был
фашистом, сообразил он. Ростов доказывал, что данный инцидент
демонстрирует, насколько социал-демократы ближе к фашистам, чем к
коммунистам. Дикштейн же утверждал, что старшекурсники, которые
организовали это мероприятие, всего лишь хотели "шокировать" общество.
Слушая, Кортоне присматривался к двум своим спутникам. Они
представляли собой странную пару: высокий Ростов, с туго, подобно бинту,
обмотанным вокруг шеи, шарфом, с хлопающими на ветру обшлагами слишком
коротких брюк, и миниатюрный Дикштейн, с большими глазами за круглыми
стеклами очков, в старой военной форме цвета хаки, который и на ходу
выглядел подобно скелету. У Кортоне не было академического образования, но
он был уверен, что на любом языке сможет уловить уклончивость и
неискренность, и не сомневался, что никто из двоих не говорит то, во что
искренне верит: Ростов, как попугай, излагал затверженные догмы, а за
короткими ехидными репликами Дикштейна скрывалось более глубокое отношение
к теме разговора. Когда Дикштейн насмехался над Мосли, он напоминал
ребенка, который высмеивает приснившиеся ему кошмары. Оба они спорили умно
и тонко, но без лишних эмоций, и их диалог напоминал фехтование на тупых
рапирах.
Наконец Дикштейн заметил, что Кортоне не принимает участие в
разговоре, и начал рассказывать о хозяине вечеринки.
- Стивен Эшфорд несколько эксцентричен, но очень интересный и
достойный человек, - сказал он. - Большую часть жизни он провел на Ближнем
Востоке. Сколотил себе состояние, но полностью потерял его. Склонен делать
сумасшедшие вещи. например, пересечь арабскую пустыню на верблюде.
- Не такое уж это сумасшествие, - возразил Кортоне.