"Уильям Фолкнер. Медведь" - читать интересную книгу автора

и (поскольку женщина) не промолчала, и он опять пошел в туалет. Он уже
успел громогласно поведать о Льве и Старом Бене негру-официанту, а заодно
и всем посетителям, которые никогда не слыхали про Льва, да и не желали бы
слышать, если б то от них зависело. Затем Буна осенило насчет зверинца. В
три часа на Хоукс, оказывается, отходит еще поезд, и, стало быть, сейчас
они пойдут смотреть зверей, а поедут трехчасовым. В третий же раз придя из
туалета, Бун объявил, что они немедля едут в лагерь за Львом и втроем
отправляются в зверинец, где медведи заелись мороженым и конфетками, и Лев
всем им там жару даст.
Так что на поезд, которым следовало вернуться, они не сели, но
трехчасового он не дал Буну пропустить и тем поправил дело; теперь Бун и в
туалет не уходил; пил тут же в вагоне да разглагольствовал про Льва,
поймав кого-нибудь в проходе, и его слушали молча, как молчал служитель на
вокзале.
Когда на закате приехали в Хоукс, Бун спал. Мальчик растолкал его,
вытащил из вагона вместе с чемоданом и даже убедил поужинать в продуктовой
лавке. Так что Бун почти протрезвился к тому времени, когда паровичок
повез их обратно в лес, над которым багряно заходило солнце; и небо было
уже пасмурное, и ночью земля не замерзнет. Спал теперь мальчик, присев за
рубиновой от жара печуркой; вагончик трясся и тарахтел, разговор шел про
Льва и Старого Бена, и кондуктора отвечали с понятием, потому что здесь
Бун был среди своих.
- Небо затянуло, на оттепель пошло, - говорил Бун. - Завтра Лев его
кончит.
Кончать выпало Льву или кому другому - только не Буну. Он ни разу еще,
сколько помнили, не подстрелил дичи посущественнее белки - разве что
негритянку в тот день, когда пять раз палил в негра. Негр был парень
рослый, находился в четырех шагах от Буна, разряжавшего по нему пистолет,
взятый у чернокожего деспейновского кучера, и тоже выхватил пугач,
выписанный по почте за полтора доллара, и изрешетил бы Буна, но выстрелов
не получилось, а одни осечки: щелк-щелк-щелк-щелк-щелк; Бун же
израсходовал обойму не прежде, чем разбил зеркальную витрину, за которую с
Маккаслина потребовали сорок пять долларов, и ранил в ногу проходившую
мимо негритянку, но тут уж пришлось расплачиваться майору де Спейну: они с
Маккаслином разыграли в карты, кому платить за витрину, кому за ногу. А
нынешний год в лагере, в первое же утро охоты, прямо на Буна выбежал
рогач; мальчик услышал пятикратный грохот старого Бунова дробовика и потом
голос Буна: "Уходит, треклятый! Наперерез бери! Наперерез!" - и,
добравшись до места, увидел, что от пятерки расстрелянных гильз до оленьих
следов неполных двадцать шагов расстояния.
В ту ночь в лагере было пятеро гостей из Джефферсона: Баярд Сарторис с
сыном, младший Компсон и еще двое. А наутро, выглянув из окна в рассветную
серую морось, предсказанную Эшем, мальчик увидел более двадцати человек -
добрый десяток лет снабжали эти люди Старого Бена зерном, свиньями и
телятами, а теперь стояли и сидели на корточках под мелким дождем, в
ветхих шляпах, куртках и комбинезонах, которые любой городской негр давно
бы выбросил или сжег; даже ружья, старые, невороненые, имелись не у всех,
а лишь резиновые сапоги были на них целые и крепкие. Пока завтракали,
подошла еще дюжина пеших и конных: лесорубы с участка в тринадцати милях
ниже лагеря, рабочие хоукской лесопилки, кондуктор с узкоколейки