"Наум Давидович Фогель. Капитан флагмана " - читать интересную книгу автора

дерева - большой директорский стол со специальной приставкой для телефонов.
И второй - узкий, длинный, расположенный слева от двери. За этим столом
обычно и проходили декады. Рядом с дверью, на стене - большая карта завода,
весь Крамольный остров.
Начертана эта картина была как-то шиворот-навыворот, так, что север
получался внизу, а юг сверху. На этой "южной" стороне черной тушью были
очерчены причалы, главный затон, док-камера, второй затон... Бунчужный уже
привык к такому расположению карты, хотя все на ней шло вразрез с
приобретенными еще в школе географическими представлениями. Жилищный массив,
захватывающий часть большого озера Хустынки, был выведен контрастной
пунктирной линией в многоугольник. Когда рисовалась эта картина, жилмассива
не было. Он существовал только в мечтах директора.
Бунчужный повернулся к своему знаменитому ПДП АСУП - персональному
директорскому пульту автоматической системы управления производством,
который стоял рядом с телефонами. Это была новинка, созданная умельцами цеха
электрорадиоавтоматики. ПДП представлял собой вертикальный щит со множеством
кнопок. Сверху - экран, похожий на телевизионный. Нажимаешь кнопку, и на
экране вспыхивают цифры - количество металла на складе, запасных частей,
выполнение плана на любом участке. Даже количество больных. Даже число
недостающих специалистов в данную минуту по каждому цеху и отделу с
расшифровкой, каких именно.
Тарас Игнатьевич стал нажимать кнопки. На экране вспыхивали и гасли
цифры. Бунчужный нахмурился, выключил пульт и ругнулся про себя. Теперь
ясно, почему двести шестой не на воде: рабочих рук не хватает.
Людей на заводе постоянно недоставало, особенно судосборщиков,
слесарей, электросварщиков... А вот инженеров, конструкторов, плановиков и
других специалистов с каждым годом становилось все больше и больше. "Со
временем и без рабочих обойдемся: все будут делать машины с высшим
образованием, - шутил Лордкипанидзе, - а пока еще много у нас работ, не
требующих особого мастерства". К счастью, большинство специалистов на заводе
начинало с простой работы. В трудную минуту - а такое иногда случалось - они
могли стать и за токарный станок, и за фрезерный, возглавить бригаду
судосборщиков. Но кое-кому было трудно. Тем, кому, по словам того же
Лордкипанидзе, не повезло, кто пошел в институт прямо со школьной скамьи. И
потому, если на одних было любо-дорого глядеть, когда они, переодевшись в
спецовки, становились за станок или брали в руки простой держак, то на
других было до того неловко смотреть, что мастера из деликатности в такую
минуту старались не замечать их.
Нехватка рабочих давала себя знать и на других заводах. На
кораблестроительном было даже благополучнее. Что только не делалось здесь,
чтобы закрепить кадры, и все же... Вот и сейчас не хватает. Особенно
электросварщиков. "Может быть, не нужно было с Каретниковым так, - подумал
Тарас Игнатьевич. - Нет, нужно!"
Он снял трубку, позвонил Романову. Тот оказался у себя. Тарас
Игнатьевич поздоровался, попросил зайти.
- Письмо тут для тебя. От министра. И вообще разговор есть. Не из
приятных, но откладывать нельзя... Ладно, жду... - Он положил трубку, нажал
кнопку секретарского телефона, попросил соединить его с терапевтическим
отделением в девять тридцать. Потом спросил: - Что у вас?
- Ширин тут. И мать Богуша.