"Иосиф Флавий. Иудейская война" - читать интересную книгу автора

казаться великими. С другой стороны, они не принимают во внимание ни долгой
продолжительности войны, ни многочисленных потерь римского войска, ни,
наконец, величия полководцев, которые, по моему мнению, теряют свою славу,
если завоевание Иерусалима, доставшееся им в поте лица, не было вовсе таким
особенным геройским подвигом.

4. Мое намерение, однако, ни в коем случае не состоит в том, чтобы в
противоположность тем, которые превозносят римлян, преувеличить деяния моих
соотечественников; нет, я хочу в точности рассказать обо всем, что
действительно происходило в обоих лагерях. Вспоминая о происшедшем и давая
скорбное выражение чувствам, возбуждаемым во мне бедствиями, постигшими мою
отчизну, я этим удовлетворяю только внутреннюю потребность моей наболевшей
души. Что именно только внутренние раздоры ввергли отечество в несчастье,
что сами иудейские тираны были те, которые заставили римлян против
собственной воли дотронуться руками до священного храма и бросить головню в
него, - этому свидетель разрушитель его, император Тит, который во все время
войны обнаруживал жалость к народу, подстрекаемому бунтовщиками, несколько
раз откладывал наступление на город и нарочно продлил осаду, дабы дать
виновникам время одуматься. Если кто-либо захочет упрекнуть меня в том, что
я выступаю в тоне обвинителя против тиранов и их разбойничьей шайки или что
я изливаю свое горе над несчастьем моей отчизны, то да простит он мне это
отступление от законов историографии, являющееся следствием моего душевного
настроения; ибо из всех городов, покоренных римлянами, ни один не достиг
такой высокой степени благосостояния, как наш город; но ни один также не
упал так глубоко в бездну несчастья; да никакое несчастье от начала
мира, кажется мне, не может быть сравнимо с тем, которое постигло иудеев; и
виновником его не был кто-либо из чужеземцев. Как же после этого можно
подавить мои вопли и сетования! Если же найдется такой суровый критик, в
сердце которого не зашевелится ни малейшее чувство сожаления, то пусть он
факты отнесет к истории, а жалобные вздохи - на счет автора.

5. Скорее, однако,я бы мог предпослать укор эллинским историкам. Они,
ввиду таких важных, лично пережитых событий, рядом с которыми войны прежних
времен должны казаться весьма незначительными, не перестают все-таки
высказывать свои суждения об этих последних, перетолковывая на всякие лады
прежних писателей, которых хотя и превосходят красноречием, но никак не
достигают по серьезности задачи. Так, например, они пишут историю ассирийцев
или мидян, как будто она древними историками еще недостаточно изложена; а
между тем как уступают они последним и в силе изложения и по отношению к
цели, ими руководившей. Каждый из этих последних старался описывать события,
происходившие как бы перед глазами, когда современность автора с описанными
им фактами могла служить гарантией достоверности изложения, а ложные
сообщения могли быть всенародно опровергнуты очевидцами. Спасти от забвения
то, что еще никем не рассказано, и сделать достоянием потомства события
собственных времен - вот что похвально и достославно; нельзя, однако,
называть истым тружеником того, который изменяет план и порядок чужого
труда; а того, который, воспроизводя новое, дотоле неизвестное,
самостоятельно воздвигает памятник исторический. Я, хотя чужестранец, не
щадил никаких трудов и затрат, чтобы быть в состоянии предложить эллинам, а
также варварам историю совершившихся событий; между тем как чистокровные