"Ф.Скотт Фицджеральд. Первое мая" - читать интересную книгу автора

поразительно длинными ресницами лежали голубоватые тени, что придавало
лицу болезненный вид, а жаркий, неестественно жаркий румянец, пылавший на
щеках, еще усиливал это впечатление.
Да, мистер Дин остановился здесь. Незнакомца проводили к находившемуся
неподалеку телефону.
Тотчас его соединили с номером, и откуда-то с верхнего этажа ему
ответил сонный голос.
- Мистер Дин? - Вопрос прозвучал взволнованно, настойчиво. - Фил, это
я, Гордон. Гордон Стеррет. Я внизу. Услышал, что ты в Нью-Йорке, и, сам не
знаю почему, решил попытать счастья в этом отеле.
Сонный голос мало-помалу воодушевлялся. О-о! Как ты живешь здесь,
Горди, старина? Черт побери, конечно, он ошарашен. И очень рад,
разумеется. Да какого черта Горди не поднимется прямо наверх?
И через несколько минут Филип Дин, одетый в голубую шелковую пижаму,
отомкнул дверь своего номера, и молодые люди с преувеличенной
восторженностью и не без некоторого замешательства приветствовали друг
друга. Обоим было по двадцать четыре года, оба окончили Йельский
университет за год до войны. Но на этом сходство кончалось. Дин был
румяный, пышущий здоровьем блондин. Под тонкой шелковой пижамой
угадывалось крепкое тело. Все на нем было как нельзя более добротно, и от
него так и веяло благополучием. Он часто улыбался, обнажая крепкие,
торчащие вперед зубы.
- А я ведь собирался разыскать тебя! - бодро кричал он. - Я приехал
сюда развлечься, недельки на две. Присядь, я сейчас - только душ приму.
Он исчез за дверью ванной, а темные глаза посетителя лихорадочно
обежали комнату, задержавшись секунду на объемистом портпледе в углу и
целой коллекции дорогих шелковых рубашек, разбросанных по стульям
вперемешку с яркими галстуками и мягкими шерстяными носками.
Гордон встал, поднял одну из рубашек и с минуту ее рассматривал.
Рубашка была из очень плотного шелка - желтого в узенькую бледно-голубую
полоску, - и таких рубашек валялось здесь около дюжины. Невольно он
перевел взгляд на свои манжеты - они были обтрепанные, застиранные и давно
утратили первоначальную белизну. Бросив рубашку. Гордон обдернул рукава
пиджака и подтянул повыше обшлага рубашки, чтобы их не было видно. Потом
подошел к зеркалу и с холодным, невеселым интересом оглядел себя. Галстук,
когда-то тоже яркий и красивый, выцвел, скрутился жгутиком и не мог уже
скрыть от глаз обтрепанных петель рубашки. Без тени улыбки Гордон подумал
о том, что всего три года назад в университете он был единодушно признан
самым элегантным студентом выпускного курса.
Дин вышел из ванной комнаты, растираясь на ходу полотенцем.
- Вчера вечером видел твою старую знакомую, - сказал он. - Встретился с
ней в вестибюле и, хоть убей, не мог припомнить, как ее зовут. Ну, знаешь,
та девица, которую ты привозил на бал в Нью-Хейвен, когда мы были на
последнем курсе.
Гордон вздрогнул.
- Эдит Брейдин? Ты о ней говоришь?
- Да, да, она самая. Хороша, черт побери! И все такая же - фарфоровая
куколка. Только тронь ее, так, кажется, и рассыплется на кусочки.
Дин самодовольно оглядел свою сияющую физиономию в зеркале и улыбнулся,
обнажив торчащие зубы.