"Смерть за стеклом" - читать интересную книгу автора (Элтон Бен)День восьмой. 11.20 вечераДевушки лежали на кроватях и пили горячий шоколад. Разговор, как часто бывало, снова коснулся Воггла. – Он ненормальный, – сказала Мун. – Крыша совершенно не на месте. Чокнутый. – Очень странный, – согласилась Келли. – Я боюсь, как бы он чего-нибудь не сделал с собой. У нас был такой в школе. Только с косичкой, а не с дредами. Сидел в стороне и раскачивался. А потом взял и порезал себе руки ножом. Было столько кровищи, что нянечка упала в обморок. Ужас! Потом к беседе подключилась Сэлли. Самая замкнутая после Воггла, она выступила всего один раз, когда потребовала вывесить на заднем дворе флаг альянса лесбиянок и геев. Но прикол не удался, потому что никто не стал возражать. Слова Мун вызвали у нее раздражение. – Никакой он не чокнутый. Просто грязный, отвратительный и не сечет в политике. Но абсолютно нормальный. – И все-таки у него не все дома, – не согласилась Келли. – Ты заметила, как он спасал муравья, который тонул в луже рядом с бассейном? Это что, нормально? Сэлли ответила с таким неистовством, что все оторопели. – Что ты об этом знаешь? – прошипела она. – Люди вроде тебя понятия не имеют о душевных болезнях. У вас одни предрассудки. – Я только сказала, что он немного с приветом, – стала оправдываться Келли. – Я слышала, что ты сказала, и нахожу это жутко оскорбительным. Если у человека не все в порядке с головой, нечего делать из него отвратительного антиобщественного типа. – Но он на – Вот оно! Я тебя вывела на чистую воду! Отвратительный, а не чокнутый. Это разные вещи! Какие же вы все предвзятые. Какие упертые! Келли отшатнулась, словно ее ударили по лицу. Взрыв Сэлли был настолько страстным, что даже ее пальцы сжались в кулаки. Показалось, что она вот-вот бросится на соперницу. В аппаратной режиссеры лихорадочно двигали переключателями, стараясь направить камеры на нужные лица. Джеральдина приказала обоим операторам в зеркальном коридоре переместиться к женской спальне. Назревал редчайший на «реальном» телевидении момент – развитие настоящей, непридуманной драмы. – Утихни, Сэлли, – вмешалась в их спор Дервла. – Келли имеет право на свое мнение. – Имеет. Только пусть не оскорбляет тех, кто для нее парии. – Нет у меня никакого мнения! – Из глаз у Келли хлынули слезы. – Честно! – Есть! Просто ты не хочешь признаться в своей упертости. Все кому не лень нападают на душевно больных и валят на них социальные проблемы. Их лишают лечения, их не замечает система. А если в кои-то веки что-то происходит и один ненормальный шизик, которого вообще не следовало выпускать из психушки, скатывается с катушек и втыкает кому-нибудь нож в башку – тогда и вовсе лажа: в убийц превращают всех, кто страдает легкой депрессией. Сэлли возбуждалась все сильнее. Такой ее никто ни разу не видел. Костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели. На глаза навернулись злые слезы. Келли пришла в ужас – она не ожидала такой бурной реакции. – Извини, ладно? – проговорила она. – Я сморозила глупость. Не надо плакать. – Ни черта я не плачу, – огрызнулась Сэлли. Мун лежала на кровати и снисходительно слушала перепалку. Но в этот момент поднялась. – Сэлли и права, и не права, – заметила она с превосходством в голосе. – Воггл не то чтобы псих. Он просто вонючий мудак. Но, с другой стороны, не скажу, что мне по нраву шизоиды… Сэлли сердито попыталась ее перебить, но Мун продолжала: – …или люди, у которых не все в порядке с головой, как ты выразилась. Я знавала среди таких действительно опасных типов. И общество вправе их бояться. – Бред! – возмутилась Сэлли. – Что ты можешь знать о душевных расстройствах? – А ты сама, Сэлли? – вмешалась Дервла. И на ее лице отразилась неподдельная тревога. Но Мун не дала ей ответить. – Еще как знаю! – выкрикнула она, тоже заводясь. – И скажу тебе почему, дорогая подружка. Потому что я два года – два долбаных года торчала в психиатрической лечебнице. Слышала о такой? Больница для ненормальных и чокнутых. И поэтому ненавижу придурков. На мгновение комната погрузилась в тишину. Слова Мун произвели на остальных девушек эффект разорвавшейся бомбы. – Иди ты, – пробормотала Келли. – Наверное, смеешься. Но, судя по всему, Мун не смеялась. – Так что нечего тут плакать о бедняжках, у которых неладно с головкой. Я жила с такими, Сэлли. Спала в одной комнате, ела за одним столом, ходила по одним и тем же коридорам и пялилась на одни и те же чертовы стены. И не напрягай меня дерьмом, вроде «Пролетая над гнездом кукушки». Потому что герои там – нормальнее всех. Сэлли явно хотела возразить, но не нашла слов, и отповедь Мун осталась без ответа. – Да, в этом месте много милых, тихих, симпатичных людей с маниакальной депрессией – такие никому не причиняют зла, кроме собственных папенек и маменек. Но я говорю не о них, а о Четыре женщины уже не лежали, а сидели в кроватях и испуганно таращились на Мун. Вспышка Сэлли удивила, но признание Мун поразило еще сильнее, даже потрясло. С самого первого дня Мун была со всеми мила и тактична – и вот тебе на! – Но как? Как ты туда попала? – Голос Дервлы прозвучал ласково и ободряюще, как голос врача или священника. Ее друзья сразу бы поняли, как она встревожена и напугана. – Ты болела? – Нет, я не болела, – горько ответила Мун. – Больной – мой дядя. Самый настоящий ненормальный шизоид. – Она запнулась, словно раздумывая, стоит ли продолжать. Лейла в порыве сочувствия хотела взять ее за руку, но Мун даже не заметила этого. – Лез на меня, понятно? Нет, до конца так и не дошло – он меня не изнасиловал, но пытался много раз. Так продолжалось год, а потом я призналась матери – этой старой лахудре. Я рассказываю, потому что она умерла. Никогда не думала, что мать поверит не мне, а брату. Но он был влиятельным человеком, врачом и имел друзей – юристов и таких же, как сам, докторов. Вот они и порешили свалить всю вину на меня: мол, это я такая испорченная и вредная врунишка. Возможно, все обернулось бы по-другому, будь рядом отец. Но бог его знает, где он, этот отец, и – Им удалось тебя засадить? – спросила потрясенная Дервла. – Трудно поверить? Но именно так и случилось: в наше время несовершеннолетнюю девчонку упекли в дурдом, чтобы не позволить свидетельствовать против дяди. В комнате повисла тишина. Впервые, с тех пор как их заперли в Молчание в – Невероятно, – выдавил Боб. – Полнейшая чушь! – Это был голос Джеральдины. Все разом обернулись: никто не слышал, как Тюремщица вошла в аппаратную. Она приехала после ужина и прихватила с собой своего теперешнего любовника – красивого девятнадцатилетнего танцовщика, которого подцепила за кулисами на летнем христианском поп-фестивале. – Никогда бы не подумала, что Мун умеет так врать. Должна признаться, что не ожидала. – Неужели она лжет? – раздалось несколько возгласов. – Естественно, лжет, глупые вы мудилы. Неужели я связалась бы с совращенной соплячкой из психбольницы и пустила бы ее в свое прекрасное шоу? Воггл не более псих, чем я. Мамочка и папочка этой лысой здравствуют и проживают в Рашэме.[19] Он торговец табачными изделиями. Она работает в химчистке. В аппаратной вздохнули с облегчением. И с явным интересом. Игра развертывалась завлекательнее, чем они ожидали. – Посмотрите на ее ухмыляющуюся физиономию. – Джеральдина показала на изображение одной из камер. – Думает: темно и другие не заметят ее ухмылочки. Но она не сомневается, что Роковой девятнадцатилетний красавец недовольно развернулся и изящно поплыл выполнять приказ. – Хорошо, что ты провела свое расследование, Джеральдина, – заметил Фогарти. – Иначе мы бы все сейчас стояли на ушах. – Я бы все равно не купилась, – важно ответила Тюремщица. – Эти недоумки могут дурить друг друга и зрителей. Но только не меня. – Ты хочешь сказать: догадалась бы, даже если бы не знала? – Конечно. Эта особа рядом не стояла с психушкой. Насмотрелась фильмов – и все. В дурдомах не вопят и не визжат. Пусть только попробуют, им быстро вкатят укольчик. И никто никого не лапает, разве что сестры. Такие лечебницы – очень Глаза Джеральдины затуманились, и на какое-то мгновение она показалась подчиненным почти человечной. Но очень быстро пришла в себя. – Весь этот материал – на полку: пусть пока полежит. Всем сконцентрироваться на Воггле. И еще: я не позволю этой лысой мудачке манипулировать зрителями и своими раздолбанными конкурентами. Придержите. Может потом пригодиться. – Но в таком случае запись выпадет из хронологии событий, – удивился Фогарти. – Ну и что? – отозвалась Тюремщица. – Кому какая разница? – В кадре хронометраж Мы не можем его исправить. – Еще как можем, тупая ты задница. Хронометраж – всего лишь цифры на экране и не больше. Изменить их легче легкого. – Я знаю, – Наш моральный и профессиональный долг сделать для обеспечивающих нам зарплату зрителей классную телепередачу. Мы с вами не какие-нибудь антропологи. Отнюдь. Мы работаем в сфере развлечений. На тех же подмостках, что иллюзионисты, факиры, экстрасенсы и фокусники. Все те, кто занимается бизнесом, который мы называем шоу. Так что упакуйте материал в отдельную коробку и положите куда-нибудь подальше. Никто не возразил. Каждый продолжал работать в полном молчании, надеясь только на одно: если Джеральдина прикажет монтировать передачу, подтасовывая хронологию событий, исполнять придется не ему. Все взгляды устремились на экраны, где мелькали трусики и бюстгальтеры: девушки готовились ко сну. – Следите за титьками! – крикнула Джеральдина. – Живее переключайтесь. Каждая девушка выбрала собственную манеру поведения. Сэлли укладывалась в постель в трусиках и майке. Келли позволяла кое-что подсмотреть, когда резко скидывала рубашку и ныряла под простыню. Мун с удовольствием разгуливала голой перед инфракрасными камерами. А самыми застенчивыми оказались Лейла и Дервла: обе, прежде чем снять белье, кутались в длинные, до пят, ночные рубашки. Заметив это, Джеральдина решила подловить скромниц – где-нибудь в душе или в бассейне, – а потом выставить их сиськи на всеобщее обозрение в воскресной ночной подборке. Нечего нянчиться с глупыми жеманницами. Зачем же еще их вытащили на телеэкран? В спальне воцарилась унылая атмосфера. Накануне, укладываясь в постели, девушки смеялись и хихикали. А сегодня молчали. Им было тошно от откровений Мун. И не только потому, что они услышали душещипательную историю. Все понимали: страшилка адресована зрителям. Мун завоевывала их симпатии и надеялась удержаться в игре. Приходилось все время помнить, что каждый разговор – борьба конкурентов, которые сражаются друг против друга за любовь публики. Первой заговорила Мун: – Кстати, девчонки, все, что я вам наговорила, – враки. Простите. Комната снова погрузилась в тишину. – Что – Не напрягайся, подружка, – спокойно ответила Мун. – Я просто пошутила. Отвлекает от боли в соске. – Но ты заявила, что тебя пытались – А кто теперь так не говорит? Что из того? Взгляните на рекламу – все прелести наружу. Сразу ясно: каждую девку в стране трахают. – Куда ты клонишь, Мун? – спросила Дервла с еле сдерживаемой яростью. – Я тебе скажу: решила просто посмеяться. И еще подумала: больно уж наша Сэлли серьезная. Хватит вправлять Келли мозги насчет ненормальных. – Стерва! – выругалась Лейла. – Шлюха! – поддержала Келли. – Идиотская шутка, – заметила Дервла. – Сексуальное домогательство не самая веселая тема разговора. – Зато славно провели время, – хмыкнула Мун. – Спокойной ночи! Все замолчали. На этот раз тишину нарушила Келли: – А как насчет имплантированных грудей? Тоже соврала? – Нисколько. Я тогда решила, что большие титьки помогут сохранять равновесие на трапеции. В комнате снова наступила тишина, но Дервле показалось, что она услышала, как всхлипывает Сэлли. |
||
|