"Евгений Филенко. Дочь морского бога (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

невозможность долгов время быть порознь. Разве не так?" - "Похоже на
истину". - "У нас с тобой ничего этого нет. Мы чужие друг дружке. Тебе даже
не за что меня уважать". - "Отчего же..." - "Но ты меня просто не знаешь! А
вдруг я воровка или фарцовщица?" - "Это невозможно! Впрочем, я действительно
не знаю тебя". - "Значит, мы не можем с тобой дружить. У нас нет ничего
общего!" - "Мы подружимся с тобой на почве взаимного физического влечения.
По-моему, это нас объединяет". - "Это не дружба! Это уже из области любви,
но ты меня не любишь!" - "Не люблю. Но, может быть, еще не все потеряно?" -
"Не все. Но половина - это уж точно. То, с чего ты хочешь начать, в любви
допускается где-то к середине". - "Это условности. Пережитки буржуазной
морали. Ты что, голубка, серьезно? Не похоже на тебя..." - "Откуда ты
знаешь, что на меня похоже, а что нет? Если мы начнем с середины, забыв о
начале, то затем сразу наступит финал, ты понимаешь? И ничего не будет. Это
неизбежно!" - "Дичь какая-то. Что же, я обязан некоторое время дарить тебе
цветы, провожать тебя домой, долго стоять под твоими окнами, писать тебе
орошенные слезами умиления письма?!" - "А что же? И должен. И я должна.
Иначе ничего у нас не выйдет". - "Ну, знаешь... Мотаться за тобой в
Прозрачный - неблагодарное занятие! Письма писать я тоже не мастер, вот
докладные и служебные - это сколько угодно. Кстати, сколько человеко-дней я
должен буду затратить на это "начало"? Может быть, составим график? Примем
повышенные обязательства, встречные планы? Я готов даже на сверхурочные, а
за выходные полагается двойная компенсация..." - "Не паясничай... То, чего
ты хочешь немедленно, в любви не главное. Вообще к любви не имеет никакого
отношения. Просто любовь дарит этому занятию недостающую ему чистоту..." -
"Прекрасные слова. Хотя теперь ты сама себе противоречишь. Еще недавно ты
относила сие действо к атрибутике любви. Но, знаешь ли, нет времени на
прелюдии. Жизнь коротка, надо многое успеть. Да и стояние под твоими окнами
в Прозрачном сулит мне лишь то, что на работу я приду не выспавшись. А мне
по штатному расписанию надлежит иметь ясную голову. И потому давай расставим
акценты. Я предлагаю тебе дружбу. Ты предлагаешь мне любовь. Возможны ли
компромиссы? Или мы называем разными именами одно и то же?" - "Не знаю..." -
"Тогда поедем ко мне домой и обсудим эту проблему в комфортных условиях. А
то я что-то озяб в этом плащике, да и у тебя носик неестественного цвета".
Ева остановилась. Я тоже. Мы забрели куда-то в заросли непуганого мокрого
бурьяна, и ногам моим было мерзко и сыро. Подол синего Евиного платья
потемнел и прилип к ее коленям. "Не поеду я к тебе, - сказала она. - Какие
там компромиссы? Ох и здорово же у вас всех получается прятаться за
словами!" - "Зачем же обобщать? - сказал я раздраженно. - Не хочу хвастать,
но ты у меня не первая, и со всеми твоими предшественницами я сохранил
дружеские отношения". - "Я у тебя никакая. Ты не успел занести меня в список
своих подруг". - "Послушай, у меня возникло одно страшное подозрение... Мне
даже неловко его высказать. Если у тебя такие взгляды... Быть может, ты
вообще девочка?" - "Нет. Я всего лишь дочь морского бога". Я засмеялся.
"Любопытно. И сколько же тебе лет?" - "Пять тысяч". - "И ты все это время
ищешь любви?" Я положил руку на ее плечо, дотронулся пальцами до тонкой
мраморной кожи на шее. "Ладно, богиня, - сказал я. - Нынче же напишу тебе
письмо, а в понедельник приволоку на работу охапку гладиолусов и вывалю тебе
на стол. Едем ко мне, а?" Она помотала головой. Из-под черных стекол текли
слезы. "Да черт же побери! - рявкнул я. - Дадут мне наконец посмотреть,
какие у тебя глаза?!" - "Не смей, - сказала она, всхлипывая. - Ты же не