"Генри Филдинг. История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса " - читать интересную книгу автора

Итак, комический роман есть комедийная эпическая поэма в прозе; от
комедии он отличается тем же, чем серьезная эпическая поэма от трагедии:
действию его свойственна большая длительность и больший охват; круг событий,
описанных в нем, много шире, а действующие лица более разнообразны. От
серьезного романа он отличается своею фабулой и действием: там они важны и
торжественны, здесь же легки и забавны. Отличается комический роман и
действующими лицами, так как выводит особ низших сословий и, следовательно,
описывает более низменные нравы, тогда как серьезный роман показывает нам
все самое высокое. Наконец, он отличается своими суждениями и слогом,
подчеркивая не возвышенное, а смешное. В слоге, мне думается, здесь иногда
допустим даже бурлеск, чему немало встретится примеров в этой книге, - при
описании битв и в некоторых иных местах, которые не обязательно указывать
осведомленному в классике читателю, для развлечения коего главным образом и
рассчитаны эти пародии или шуточные подражания.
Но допустив такую манеру кое-где в нашем слоге, мы в области суждений и
характеров тщательно ее избегали: потому что здесь это всегда неуместно, -
разве что при сочинении бурлеска, каковым этот наш труд отнюдь не является.
В самом деле, из всех типов литературного письма нет двух, более друг от
друга отличных, чем комический и бурлеск; последний всегда выводит напоказ
уродливое и неестественное, и здесь, если разобраться, наслаждение возникает
из неожиданной нелепости, как, например, из того, что низшему придан облик
высшего, или наоборот; тогда как в первом мы всегда должны строго
придерживаться природы, от правдивого подражания которой и будет проистекать
все удовольствие, какое мы можем таким образом доставить разумному читателю.
Есть причина, почему комическому писателю менее, чем всякому другому,
простительно уклонение от природы: ведь серьезному поэту иной раз не так-то
легко встретить великое и достойное; а смешное жизнь предлагает
внимательному наблюдателю на каждом шагу.
Я заговорил здесь о бурлеске потому, что мне часто доводилось слышать,
как присваивалось это наименование произведениям по сути дела комическим
из-за того только, что автор иногда допускал бурлеск в своем слоге; а слог,
поскольку он является одеждой поэзии, как и одежда людей, в большей мере
определяет суждение толпы о характере (тут - всей поэмы, там - человека в
целом), чем любое из их величайших достоинств. Но, разумеется, некоторая
игривость слога там, где характеры и чувства вполне естественны, еще не есть
бурлеск, - как другому произведению пустая напыщенность и торжественность
слов при ничтожестве и низменности всего замысла не дает права называться
истинно возвышенным.
И мне думается, суждение милорда Шефтсбери о чистом бурлеске сходится с
моим, когда он утверждает, что подобного рода писаний у древних мы не
находим. Но у меня, пожалуй, нет такого отвращения к бурлеску, какое
высказывал он; и не потому, что в области бурлеска я стяжал на сцене
некоторый успех, - нет, скорей потому, что ничто другое не дает повода для
столь искреннего веселья и смеха; а веселый смех, быть может, самое целебное
лекарство для духа и больше способствует изгнанию сплина, меланхолии и
прочих болезней, чем это обычно предполагают. Сошлюсь на то, что наблюдалось
многими: разве не правда, что одни и те же люди бывают благодушней и
доброжелательней в общении после того, как они два-три часа услаждались
подобным веселым развлечением, нежели после того, как их дух угнетали
трагедией или торжественным чтением?