"Полтора квадратных метра" - читать интересную книгу автора (Можаев Борис Андреевич)6Рано утром Павел Семенович подал жалобу начальнику милиции: «В ночь с 19 августа на 20 наш сосед Чиженок, будучи выпивши, при подстрекательстве своей жены, стал с угрозами посредством топора ломиться в нашу квартиру. Это продолжалось с 22 часов до трех часов ночи, пока он не уснул в коридоре. Мы неоднократно вызывали по телефону с квартиры милицию, но ответственный дежурный тов. Парфенов не пожелал оказать помощь – вел себя как безответственный…» Начальник милиции Абрамов вызвал капитана Стенина и приказал ему разобраться. Но Стенин сначала сходил к Парфенову договориться: – Что сказать, Вась? Был ты в пожарке или не был? – Не знаю, что и сказать, – ответил Парфенов. – Скажи, что сторож вызывал. В совхозный сад… Мол, нападение было. – Дак его предупредить надо, сторожа-то. А то вдруг спросят? Как-то неудобно. – Пошли к нему в сад… Вот и предупредим, договоримся. И опохмелиться надо. Не то у меня с утра голова трещит. Кстати, с тебя положено. Ты же проштрафился. Прихватили поллитру и пошли в совхозный сад. Сад был большой, с конца на конец кричать – не докричишься. С двух сторон стоял высокий забор из колючей проволоки, что твоя военная преграда. А со стороны реки и Малинового оврага ограда была старая, дырявая. Лазили в сад все кому не лень. Сторож дед Иван по прозвищу Мурей жил в шалаше на высоком речном откосе с черным мохнатым кобелем Полканом. Когда ночью Полкан подымал тревогу, Мурей высовывал из шалаша ружье и палил в небо: «Бах-бах!» Если Полкан умолкал, дед ложился спать. Спал он, можно сказать, и днем и ночью. «Сон – дело божеское, – говаривал дед Иван, – только во сне человек не грешит». Был он добрый и приветливый – всех, кто ни заходил днем, угощал яблоками и медом. – Чего ж ты ночью стреляешь, а днем привечаешь? – спрашивали его. – Ночей я на службе, а днем сам по себе. – Дед, это ты за казенный счет доброту проявляешь, – скажет иной ревнитель общественного добра. А дед ему: – Все мы казенные. Ешь, пока живой, а умрешь – самого тебя съедят. Днем ходило в сад великое множество охотников до выпивки – благо что закуска даровая и природа располагала. Отчего же не выпить? Красота и спокойствие. Днем даже Полкан не лаял, лежал возле шалаша и хлопал на пришельцев сонными глазами. Стенин и Парфенов не застали в шалаше деда Ивана; в изголовье стоял кованый сундук с посудой и харчем, над ним висело ружье, ватола полосатая валялась, шинель вместо одеяла и подушка… А на постели лежал Полкан и сумрачно хлопал глазами. – А где хозяин? – спросил Стенин, заглядывая в шалаш. – Р-р-р-ры… – Ишь ты, какой заносчивый, – сказал Стенин, пятясь на карачках. – Давай покричим. – Дед Ива-а-а-н! – заорали они в два горла. – А-а-ан! Тишина. – Вроде бы от Пескаревки дымком потягивает, – сказал Стенин, глядя в дальний конец сада, пропадавший в распадке. – Вроде бы, – согласился Парфенов. – Пошли туда! Деда Ивана нашли они на берегу речушки Пескаревки, впадавшей в Прокошу. Он сидел у костра вместе с самым главным виновником – Чиженком. Заметив блюстителей порядка, Чиженок поспешно встал и начал быстро подбирать что-то белое возле костра. Это нечто белое оказалось куриными перьями, а в котелке варилась курица. – Понятно, – сказал Стенин, заглядывая в котелок. – Божий промысел налажен. Дед Иван спокойно покуривал, глядя в костер, а Чиженок, сжав в кулаке перья, заложил руки за спину и воровато поглядывал на начальство. – Ну, чего уставился? – сказал ему Стенин. – Иль долго не виделись в наших номерах? – Нет, я еще не соскучился, – ухмыльнулся Чиженок. – Ты что там ночью натворил? – строго спросил его Парфенов. – Я? Я спал, ничего не помню. – А кто дерматин на дверях порезал? – На каких дверях? – У Полубояриновых. – Не знаю. – А как сюда курица попала, ты, наверное, тоже не знаешь? – спросил Стенин. – А может быть, это петух? – сказал Чиженок. – Видал? Он еще шутит, – обернулся Стенин к Парфенову. – А вот я на него протокол составлю и на пятнадцать суток посажу, – сказал Парфенов. – Было бы за что… – Разберемся. Найдем на тебя статью. А теперь ступай домой и сиди жди, – приказал Стенин. – Кого мне ждать? – Обстоятельства выяснять будем… В присутствии свидетелей, – сказал Парфенов. – Остальных предупреди, чтоб никуда не уходили. Чиженок поглядел с тоской на курицу, потянул ноздрями воздух и, тяжело волоча ноги, пошел прочь. – На дармовщину-то все охочи, – проворчал он. – А ты поговори у меня! – крикнул ему вслед Стенин. Домой пришел Чиженок и злой и голодный. Возле водозаборной колонки стояли с ведрами старуха Урожайкина и Елена Александровна и о чем-то тараторили. Но, увидев Чиженка, сразу умолкли. – Ну, что пригорюнились, девицы красные? – спросил он, подходя к ним кошачьей походкой. – Вы же в два голоса пели… Дустом! – Ступай, ступай своей дорогой, – сказала Елена Александровна. – Что ж ты меня на чай не приглашаешь? Или варенье кончилось? – Много вас, любителей сладкого. – Ага… Много, значит? Выходит, я из иных-протчих? Нечаянно попал к тебе, да? – А может, и с целью, – усмехнулась Елена Александровна. – Это с какой же целью? Уж не воровства ли? – Тебе лучше знать. Ты же специалист по этому делу. – А ты знаешь, что за клевету бьют и плакать не велят? – Только попробуй… Тронь попробуй! – А вот и попробую. Чиженок с маху ударил ее по уху. – Ой-ой! Мать Мария, Мать Мария! – закричала Елена Александровна. Но Мать Мария разом отвернулась к колонке и загремела ведрами. – Злодей, злодей! – Елена Александровна схватилась за ухо и побежала домой. – Я сейчас же соберусь и в милицию! – кричала она из комнаты. – Тебе найдут там местечко. – Нет, врешь! Я тебе сам гауптвахту устрою… Чиженок бросился домой, взял молоток и пару шестидюймовых гвоздей. – Ты меня в окно зазывала? Да! – кричал он в коридоре. – Вот теперь сама попрыгай через окошко. Хакая, с оттяжкой он стал молотить по гвоздям, заколачивая ими дверь Елены Александровны. – На помощь! Ка-ра-ул! Сосед, помоги! – кричала она и стучала кулаками в стенку к Полубояриновым. Но там ни одна половица не скрипнула. – Павел Семенович, Павел Семенович, помогите-е! Ни отзвука, ни шороха… – Ах, будьте вы прокляты! Это все из-за вас… Из-за вашей двери. Я на всех напишу. На всех! Чиженок, заколотив дверь, постоял несколько минут с молотком – не выйдет ли Полубояринов? Потом крикнул: – Кто сунется к двери, молотком башку расшибу! – и ушел. Елена Александровна заметалась по комнате, заламывая руки и восклицая: – Это насилие над судьбой человека. Нет, я лучше умру, но не сдамся. Она растворила окно и посмотрела вниз, как в колодец, наваливаясь грудью на подоконник. Никогда еще ей не казалась земля столь пугающе далекой. Под самыми окнами, словно часовой, прохаживался петух; он наклонял голову набок и глядел на нее круглым быстрым глазом, будто подмаргивая ей: не бойся, мол, сигай ко мне! Елена Александровна прикинула – до земли ей не достать, если даже спуститься на руках и стать на цыпочки. Но до выступа фундамента она, пожалуй, дотянется… А там и спрыгнуть можно. Она села на подоконник, свесила ноги – нет, далеко. Обернулась, грузно легла на живот и стала потихонечку спускаться вниз. Но вдруг она почувствовала, что юбка и комбинация ползут куда-то вверх к подбородку. Только тут она заметила, что зацепилась подолом за пробой; попробовала подтянуться на руках – не вышло. Поболтала ногами – далеко ли до фундамента? Не достала… Юбка врезалась ей в ляжки и натянулась, как барабан, стукни – забубнит. Елена Александровна будто надсела, надавила задом, юбка с треском разорвалась, и она облегченно почувствовала – летит. Удара вроде бы и не было; Елена Александровна вскочила и с криком повалилась наземь – коленку будто прострелило. Сначала приехала «скорая помощь» – Павел Семенович вызвал по телефону. Но Елена Александровна наотрез отказалась ехать в больницу, пока представитель милиции не составит акта на месте преступления. Наконец появился Парфенов и, словно поджидая его, откуда-то вынырнула Зинка, и даже Павел Семенович вышел на крыльцо. – Во-первых, он меня ударил по уху, – начала свое показание Елена Александровна представителю закона. – А я тебе еще и по другому заеду! – крикнула Зинка, продираясь сквозь толпу зевак. – Попрошу соблюдать порядок, – сказал Парфенов. – А ты меня не проси! – кричала Зинка. – Ты вон кого проси! Ее! Елена Александровна лежала на носилках, как та Клеопатра на софе – облокотясь, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза. – Она мужа моего спаивала… В постель к себе зазывала. – Зинка распахнула кофту, руками размахивала, как в драку лезла. – А у меня двое детей. Это как расценить? – Тише, гражданка! Разберемся… Спокойно. – Нет, товарищ участковый уполномоченный, спокойствия не будет! – торжественно, как с трибуны, произнес с крыльца Павел Семенович. – Вы ночью вместо дежурства рыбку ловили? – Что такое? – А то самое… Нам доподлинно известно. Вместо того чтобы откликнуться на призыв честных граждан, обуздать злостного хулигана, вы, товарищ Парфенов, личное удовольствие справляли. Вот к чему это попустительство привело… К увечью! – Да перестаньте чепуху молоть! – Нет уж, теперь-то я не перестану. Все инстанции пройду, но каждый получит по заслугам, свое. У нас демократия! – торжественно уперев палец в небо, Павел Семенович ушел. Парфенов только головой покачал и начал составлять протокол. |
||
|