"Лион Фейхтвангер. Вольштейн (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

как под властью фашистов немецкое искусство прекратило свое существование.
Господин Вольштейн открыл и здесь маленькую галерею, которая быстро
завоевала известность. Всякий раз, когда я приезжал в Париж, господин
Вольштейн приглашал меня к себе в гости. И всегда я заставал у него некоего
Михаила К., молодого поляка, неряшливого, робкого и в то же время
надменного. Господин Вольштейн сказал мне, что Михаилу К. надо еще много
учиться, но надежды он подает огромные. На меня картины Михаила К., которые
с гордостью и восторгом показал мне господин Вольштейн, не произвели
сильного впечатления. Как и мои друзья, я нашел их весьма посредственными.
Но господин Вольштейн пояснил, что потребуется еще немало времени, покуда
столь своеобразный талант, как Михаил К., достигнет зрелости.
- Конечно, - сказал господин Вольштейн, - "Зеленый старик" написан еще
под сильным влиянием раннего Пикассо, но, вы увидите, Михаил К. далеко
пойдет, из него выработается очень большой художник.
Пока же Михаил К. доставлял господину Вольштейну, и особенно его
падчерице, одни огорчения. Он сорил деньгами, и господину Вольштейну
приходилось расплачиваться за него. Он сошелся с падчерицей господина
Вольштейна, но руками и ногами отбивался от женитьбы. Господину Вольштейну,
буржуа до мозга костей, все это было чрезвычайно тягостно. Однако поведение
Михаила К. не влияло на мнение господина Вольштейна о даровании художника, и
он продолжал оказывать ему материальную поддержку.
Наконец, в августе 1939 года господин Вольштейн позвонил из Парижа в
тот маленький городок, где я жил, и сообщил мне, гордый и счастливый, что
талант Михаила К. достиг наконец зрелости. Он написал три картины, и в них
проявил себя тем большим художником, которого с первого взгляда угадал в нем
господин Вольштейн. В конце сентября он, господин Вольштейн, организует
выставку Михаила К. И я во что бы то ни стало должен устроить так, чтобы
приехать в Париж и присутствовать на вернисаже.
Однако, прежде чем состоялось открытие выставки, Гитлер вторгся в
Польшу. Как-то однажды, в дни непонятной "странной войны", господин
Вольштейн рассказал мне, что Михаил К. вступил в Польский легион. Сам
господин Вольштейн надеется в мае уехать в Америку. Работать в нынешней
Франции бессмысленно. Но в Нью-Йорке он, Вольштейн, устроит выставку Михаила
К. и, если Михаил К. вернется с войны, весь мир уже будет знать, какой это
художник.
Следующее мое свидание с господином Вольштейном состоялось в
концентрационном лагере Ле-Милль под Эксом. Фашисты заняли Голландию, и
французы посадили в лагерь всех нас - немцев, чехов, поляков, голландцев и
тех, у кого вообще не было гражданства. Условия в лагере Ле-Милль были
достаточно скверные, так что все мы получили полную возможность показать,
чего мы стоим.
Господин Вольштейн стоил многого. И он с честью выдержал испытание. Он
был само спокойствие и терпение, он помогал всюду, где только мог. Кроме
того, он был чрезвычайно изобретателен и умел извлечь все, что возможно,
даже из самых скверных обстоятельств. Никогда не забуду, как он ухаживал за
мной, когда я заболел дизентерией.
Несмотря на внешнее спокойствие господина Вольштейна, я заметил, что
его гнетет какая-то забота. После долгих вступлений он поведал мне наконец
свое тайное горе. Он хранит при себе, сказал господин Вольштейн, весь свой
основной капитал, свои самые ценные картины. "Вот они", - сказал он, видя,