"Лион Фейхтвангер. Кельнер Антонио (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

большей степени, чем иной великий актер, обладал способностью выражать свои
мысли и чувства с помощью жестов и мимики.
Он стоял передо мной и молчал; его четырехугольное лицо, на котором
выделялись маленький нос, карие глаза и глубокие морщины на лбу, казалось
непроницаемым. Каждое слово мне приходилось буквально вытягивать из него, и
его удивительная внутренняя неподатливость тормозила беседу еще сильнее, чем
слабое знание языка.
В конце концов я спросил его напрямик, считает ли он меня в какой-то
степени повинным в его увольнении. Он хмуро посмотрел на меня, как бы
удивившись ненужному вопросу, и с обычной немногословностью процедил:
"Конечно". Я спросил его, не думает ли он, что его непременно уволили бы и
без моего вмешательства. Возможно, отозвался он, однако решающую роль в его
злой судьбе сыграл именно я. Хотя этот упрек был совершенно безоснователен,
я сразу понял, что переубедить мне его не удастся. Я не стал с ним спорить.
Много ли потерял он из-за этого, спросил я, ведь профессия кельнера не
совсем подходящее для него занятие. Он не согласился, более того, возразил
мне, что любит свою профессию, а когда я удивленно и недоверчиво посмотрел
на него, снисходительно произнес:
- Вы, как писатель, должны бы это понять. - И мрачно добавил, так,
словно ничего более естественного на свете и быть не могло: - Я интересуюсь
людьми. Нужно найти способ с ними сближаться, - сказал он.
Я подумал, что не понял Антонио из-за его дурного французского языка, и
переспросил:
- Что вы сказали?
- Нужно найти способ сближаться с ними, - уже совершенно отчетливо
повторил он. И я понял, что не ошибся тогда на пароходе и что он
действительно верил в существование между нами странной и таинственной
связи.
Вид у Антонио был потрепанный, как видно, жилось ему неважно.
Выяснилось, что он служит швейцаром в каком-то сомнительном ночном кабачке
на Монмартре. Виновником его падения - этого он не сказал, но на его лице
это можно было ясно прочесть - был, разумеется, я.
Совесть моя не слишком огрубела, но и не была чрезмерно изнеженной.
Нельзя, конечно, толкать падающего, и то, что я сказал тогда старшему
стюарду, было, возможно, не очень гуманно. И все же слова мои не причинили
Антонио особого зла, его и без того бы уволили. Почему меня задело вздорное
обвинение этого человека? Зачем мне мучиться из-за него, нужно просто
кончить разговор и попрощаться.
Размышляя таким образом, я услышал вдруг свой голос:
- Послушайте, Антонио, я мог бы предложить вам работу, у меня. Вы были
бы вроде дворецкого, да и вообще в доме, где бывает много гостей, работа
найдется.
Что за вздор я нес? Это предложение - чудовищная нелепость. Что я буду
делать с этим неприятным и неловким малым? И почему я упомянул о "множестве
гостей"? Приманить я его хотел, что ли? Ведь он мне совершенно не нужен.
Будет только путаться под ногами, раздражать меня. Внутренняя связь между
нами, на которую он намекал, существовала на самом деле.
И все же я почувствовал тайное облегчение оттого, что предложил ему
работу, что все уже решено и отныне он будет находиться при мне.
Произошло, впрочем, все так, как и следовало ожидать. Работы для