"Лион Фейхтвангер. Семья Опперман" - читать интересную книгу автора

прогулки верхом остался еще целый час. Забрался снова в тепло постели.
Заснуть, однако, ему не удалось. Проклятый день рождения. Разумнее
всего было бы, конечно, уехать из Берлина и тем самым спастись от всей
этой сутолоки. Но раз уж он здесь, придется хотя бы ради брата Мартина
заехать сегодня в контору. Служащие - такова уж их природа - обидятся,
если он лично не примет их поздравлений. Ну, что там говорить. Не очень-то
приятно сидеть и выслушивать смущенные пожелания подчиненных.
Конечно, настоящий шеф фирмы считал бы это в порядке вещей. Шеф фирмы.
Смешно. Мартин - вот кто настоящий делец, не говоря уже о Жаке Лавенделе и
о доверенных Бригере и Гинце. Нет, лучше ему и впредь держаться от дел как
можно дальше.
Густав Опперман шумно зевает. Человеку в его положении следовало бы,
черт побери, быть более радужно настроенным в день своего пятидесятилетия.
Разве он на хорошо прожил свои полвека? Вот лежит он, владелец красивого,
по собственному вкусу построенного и обставленного дома, обладатель
крупного текущего счета в банке и весьма значительной доли в предприятии,
любитель и признанный знаток книг, спортсмен, удостоенный золотого жетона.
Оба его брата и сестра очень привязаны к нему, у него есть друг, которому
он может довериться, множество приятных знакомых, женщины в любом числе,
прелестная подруга. Чего же еще? Если у кого-нибудь могут быть основания
для хорошего настроения в такой день, так это именно у него. Почему же,
черт побери, его нет, этого хорошего настроения? Что за причина?
Густав Опперман сердито сопит, поворачивается на другой бок, решительно
смыкает тяжелые веки, зарывается крупной, мясистой, мужественной головой в
подушку и лежит неподвижно. Теперь он заснет. Но нетерпеливая решимость не
помогает. Сна нет.
Он улыбается плутовато, по-мальчишески. Надо испробовать средство,
которое в юности помогало ему. "Жить хорошо, прекрасно, превосходно", -
мысленно произносит он. И снова и снова автоматически повторяет: "Жить
хорошо, прекрасно, превосходно". Стоит только произнести это раз двести -
и сон придет. Но он повторяет триста раз, и все-таки не засыпает. А ведь
ему в самом деле хорошо живется. Он здоров, обеспечен, полон энергии. В
пятьдесят лет ему смело можно дать каких-нибудь сорок с небольшим. И
чувствует он себя не старше. Он не слишком богат и не очень беден, не
слишком мудр, но и не глуп. Чего он достиг в своей жизни? Без него поэт
Гутветтер не выбился бы на дорогу. Одно это уж чего-нибудь да стоит. И
доктору Фришлину он помог стать на ноги. Немногое, что он сам написал, -
это тщательно сделанные работы о людях и книгах восемнадцатого века,
работы, из которых видно, что он не чужд музам, и только. Он нисколько не
заблуждается на этот счет. Но для владельца мебельной фирмы это уже
кое-что. Он человек средний, не бог весть каких способностей. Быть средним
лучше всего. Он не честолюбив. Вернее, не слишком честолюбив.
Еще десять минут, и можно отправиться на верховую прогулку. Он слегка
скрежещет зубами, глаза его закрыты, но о сне он больше не думает. Говоря
по чести, ему, конечно, остается желать еще многого. Желание первое:
Сибилла - подруга, обладание которой у многих вызывает законную зависть.
Красивая, умная Эллен Розендорф незаслуженно хорошо к нему относится. И
все-таки, если сегодня не будет письма от некоей особы, он почувствует
горькое разочарование. Желание второе: он, конечно, не рассчитывает, что
издательство "Минерва" заключит с ним договор на биографию Лессинга. Да и