"Лион Фейхтвангер. Еврей Зюсс" - читать интересную книгу автора

зверскими рожами, сновали, шаря повсюду проворным, острым и внимательным
взглядом, скупщики серебра, скота и зерна, состоявшие агентами при венском
военном поставщике, двигались и двигались отставные солдаты имперской
армии, участники турецких войн, и скоморохи и алхимики, и нищая братия и
знатные юноши с гувернерами на пути из Фландрии в Венецию.
Потоки катились туда, сюда, скрещивались, сталкивались, люди спешили,
спотыкались, семенили шажком, кляли плохие дороги, смеялись злобно или
благодушно над медлительностью почты, ворчали по поводу загнанных кляч и
ветхих колымаг. Людские потоки набегали, отливали, лепетали, молились,
распутничали, кощунствовали, трепетали, веселились, дышали.


Герцог приказал остановить парадную карету, сам вышел, а придворных,
секретарей и слуг послал вперед. На удивленные взгляды приближенных он
отвечал лишь нетерпеливым пофыркиванием. У подъема на нежно зеленеющий
холм экипажи остановились, ожидая. Камергеры и секретари забились от
мелкого нескончаемого дождя в глубь кареты, а егеря, слуги и лейб-гусары
вполголоса переговаривались, шептались, судачили, посмеивались.
Герцог Эбергард-Людвиг (*2), тучный, рослый, толстощекий, губастый
мужчина пятидесяти пяти лет от роду, остался позади. Он шагал грузно, не
обращая внимания на лужи, пятнавшие ему блестящие сапоги и длиннополый,
затканный серебром богатый кафтан, сняв с головы бархатную шляпу, так что
мелкий теплый дождик осыпал ему водяной пылью парик. Он шел медленно,
задумавшись, часто останавливался и нервно, в сердцах сопел крупным
мясистым носом. Он ездил в Вильдбад давать отставку графине. Осуществил он
задуманное? Пожалуй, нет. Он ничего не сказал. На его намеки графиня
отвечала лишь томными взглядами, не словами. Но не могла же она не понять,
она, такая умная, не могла, не могла она не понять, к чему он клонит.
Пожалуй, лучше, что все сошло без шума и крика. Около тридцати лет жил
он с ней. Сколько плакалась, вопила, скулила, интриговала герцогиня, чтобы
разлучить их. Сколько козней строили им герцогские советники, император,
прелаты, и проклятый парламентский сброд, и послы курфюршества
Брауншвейгского и Касселя. Около тридцати лет эта женщина была причастна
ко всем событиям в жизни страны и его собственной. Она была одно с ним,
одно с Вюртембергом. Когда говорили Вюртемберг, то думали: эта женщина,
или: эта девка, или: графиня, или: швабская Ментенон (*3). Каждая мысль о
герцогстве была мыслью об этой женщине, беспристрастная или злобная, но
только не равнодушная.
Лишь он, он один, - герцог усмехнулся, - мог мыслить эту женщину вне
политики, вне герцогства. Лишь он мог помыслить: Христль, и это не была
мысль о солдатах, о деньгах, о привилегиях, о распрях с парламентом, о
заложенных замках и поместьях, а только о самой женщине, о ее улыбке и
раскрытых ему навстречу объятиях.
А теперь, значит, всему конец, он помирится с герцогиней, а сословное
собрание придет в восторг и поднесет ему богатый презент, а император
благосклонно закивает дряхлой головой, а скверно одетый грубиян, прусский
король, пришлет ему поздравление, а европейские дворы пожалеют о скандале,
который уже второму поколению дает пищу для сплетен.
А потом он приживет с герцогиней сына, и страна получит второго
законного наследника и на небесах и на земле наступит мир и благоволение.