"Лион Фейхтвангер. Москва 1937" - читать интересную книгу автора

и не только преуспевает, но даже сочиняет проект новой Конституции, проект,
возбуждающий умы, вселяющий новые надежды угнетенным классам. Как же после
этого не возмущаться господам из германского официоза? Что это за страна,
вопят они, на каком таком основании она существует, и если ее открыли в
октябре 1917 года, то почему нельзя ее снова закрыть, чтобы духу ее не было
вовсе? И, сказав это, постановили: закрыть снова СССР, объявить во
всеуслышание, что СССР, как государство, не существует, что СССР есть не что
иное, как простое географическое понятие!
Непослушная действнтельность. Кладя резолюцию о том, чтобы закрыть
снова Америку, щедринский бюрократ, несмотря на всю свою тупость, все же
нашел в себе элементы понимания реального, сказав тут же про себя: "Но,
кажется, сие от меня не зависит". Я не знаю, хватит ли ума у господ из
германского официоза догадаться, что "закрыть" на бумаге то или иное
государство они, конечно, могут, но если говорить серьезно, то "сие от них
не зависит"...
Москва должна говорить громко, если она хочет, чтобы ее услышал
Владивосток. Так говорит Сталин со своим народом. Как видите, его речи очень
обстоятельны и несколько примитивны; но в Москве нужно говорить очень громко
и отчетливо, если хотят, чтобы это было понятно даже во Владивостоке.
Поэтому Сталин говорит громко и отчетливо, и каждый понимает его слова,
каждый радуется им, и его речи создают чувство близости между народом,
который их слушает, и человеком, который их произносит.
Политический деятель, а не частное лицо. Впрочем, Сталин, в
противоположность другим стоящим у власти лицам, исключительно скромен. Он
не присвоил себе никакого громкого титула и называет себя просто Секретарем
Центрального Комитета. В общественных местах он показывается только тогда,
когда это крайне необходимо; так, например, он не присутствовал на большой
демонстрации, которую проводила Москва на Красной площади, празднуя принятие
Конституции, которую народ назвал его именем. Очень немногое из его личной
жизни становится известным общественности. О нем рассказывают сотни
анекдотов, рисующих, как близко он принимает к сердцу судьбу каждого
отдельного человека, например, он послал в Центральную Азию аэроплан с
лекарствами, чтобы спасти умирающего ребенка, которого иначе не удалось бы
спасти, или как он буквально насильно заставил одного чересчур скромного
писателя, не заботящегося о себе, переехать в приличную, просторную
квартиру. Но подобнее анекдоты передаются только из уст в уста и лишь в
исключительных случаях появляются в печати. О частной жизни Сталина, о его
семье, привычках почти ничего точно неизвестно. Он не позволяет публично
праздновать день своего рождения. Когда его приветствуют в публичных местах,
он всегда стремится подчеркнуть, что эти приветствия относятся исключительно
к проводимой им политике, а не лично к нему. Когда, например, съезд
постановил принять предложенную и окончательно отредактированную Сталиным
Конституцию и устроил ему бурную овацию, он аплодировал вместе со всеми,
чтобы показать, что он принимает эту овацию не как признательность ему, а
как признательность его политике.
Один тост в кругу друзей. Сталину, очевидно, докучает такая степень
обожания, и он иногда сам над этим смеется. Рассказывают, что на обеде в
интимном дружеском кругу в первый день нового года Сталин поднял свой стакан
и сказал: "Я пью за здоровье несравненного вождя народов великого,
гениального товарища Сталина. Вот, друзья мои, это последний тост, который в