"Лион Фейхтвангер. Успех (Три года из истории одной провинции)" - читать интересную книгу автора

окружавшими его людьми, стоял во плоти и крови полководец великой войны
генерал Феземан - дерзкое молодцеватое лицо, плоский затылок, мясистая
шея.
Перед тем как отправиться в суд, г-н Гессрейтер собирался было выпить
рюмочку вермута в одном из тихих, малолюдных кафе в тени каштанов
Дворцового сада. Но эта мысль внезапно перестала привлекать его. Он
посмотрел на часы. Время у него еще было. Он все-таки взглянет на картины
в галерее Новодного.
Господин Гессрейтер был человек миролюбивый, живший в исключительно
хороших условиях и отнюдь не склонный восставать против обывательских
мнений и взглядов. Но его злил Маттеи, Гессрейтер читал кое-что из
сочинений Крюгера - его книги и очерки, и прежде всего книгу об испанцах.
Она не очень понравилась ему, показалась чрезмерно чувственной: вопросы
пола были чересчур выпячены, все в целом производило впечатление
преувеличения. Ему приходилось также и лично встречаться с Крюгером. Он
показался ему изломанным и напыщенным. Но разве это могло служить
достаточным основанием для таких злобных нападок? Неужели можно было
упрятать в тюрьму человека только за то, что он поместил в музее картины,
не пришедшиеся по вкусу каким-то полувыжившим из ума академикам,
предпочитавшим видеть в картинной галерее свою собственную, никому не
нужную мазню? Полное лицо г-на Гессрейтера выражало напряжение мысли и
озабоченность, он недовольно жевал губами, и его посеребренные виски
вздрагивали. Если сажать в тюрьму всякого, кто, однажды сойдясь с
женщиной, затем станет отрицать этот факт, - до чего это может довести?
Ведь это же не было массовым явлением. Завернув в Бриеннерштрассе, г-н
Гессрейтер принужден был сделать над собою усилие, чтобы не ускорить до
неприличия шаг, - так захотелось ему вдруг взглянуть на картины, из-за
которых он вместе с другими пятью мюнхенцами должен был сидеть на скамье
присяжных в большом зале Дворца юстиции.
Но вот Гессрейтер наконец и в галерее. Ему было жарко, и теперь он с
удовольствием ощущал прохладу закрытого помещения. Владелец, г-н Новодный,
темноволосый, маленького роста, изысканно одетый, обрадованно повел
понимающего толк, состоятельного гостя к картинам. Перед ними уже стояла
небольшая группа посетителей, находившихся под неотступным наблюдением
двух внушительного вида субъектов - собственной, домашней полиции, как
пояснил г-н Новодный, ибо государственная полиция отказалась от охраны
картин. Обычной скороговоркой он продолжал рассказывать преследования
баварского правительства привлекли к картинам такое внимание, какого даже
он не ожидал. Поступил уже целый ряд солидных предложений об их
приобретении. Просто поразительно, как художник Грейдерер буквально за
одну ночь вошел в моду, вырос в цене.
Господин Гессрейтер знал Грейдерера. Посредственный художник, между
нами говоря, но вполне приемлемый член общества, с мужиковатыми, но в то
же время приветливыми манерами. Он играл на губной гармонике и умел
воспроизводить на ней даже сложные мелодии: Брамса, "Кавалера роз". Не раз
проделывал это и в "Тирольском погребке".
Господин Новодный рассмеялся. Посетители "Тирольского погребка",
мюнхенские художники со своим раз навсегда установленным местом в истории
искусства, солидной репутацией и определенным кругом выгодных покупателей,
зеленели, по его словам, от злости ввиду такого неожиданного появления