"Эдна Фербер. Три Шарлотты" - читать интересную книгу автора

Не то улыбаясь, не то хмурясь, тетя Шарлотта подобрала свои сморщенные
губы - их мускулы давно потеряли свою эластичность.
- По правде сказать, наряд довольно комичный. И безобразный! Но ты,
Чарли, не кажешься в нем ни безобразной, ни комичной. Ты в нем похожа на
хорошенького, стройного мальчика.
В ее глазах прыгал ласковый насмешливый огонек. Глаза эти видели теперь
хуже, чем раньше: к ним подбиралась катаракта. Но они казались яркими и
пронизывающими благодаря густым нависшим бровям, которые, по какому-то
капризу природы, не поддались годам, наложившим свою неумолимую печать на се
волосы, щеки, губы, кожу. Брови остались черными как уголь и придавали ее
лицу мрачноватый и скептический, почти хищный оттенок.
Быть может, эти брови указывали в Шарлотте Трифт на ту родовую железную
твердость, которая помогла ее отцу, Айзику Трифту, молодому переселенцу с
Востока, выдержать невзгоды первых лет суровой жизни на Среднем Западе.
Чикаго теперь битком набит возмущенными правнуками и правнучками, всегда
готовыми вам поведать, что купи их прадед участок на углу Стейт- и
Медисон-стрит за 2050 долларов наличными, они были бы ныне миллионерами. И
они совершенно правы. Однако если бы все пеняющие вам на судьбу могли
осуществить свое желание, то население Чикаго состояло бы в наши дни почти
сплошь из миллионеров, владельцев городской недвижимости, а угол Стейт- и
Медисон-стрит уподобился бы библейской земле, в которой течет молоко и мед.
Айзик Трифт оказался одним из таких непредусмотрительных предков.
Правда, он покупал земельные участки, но покупал их, ошибочно полагая, что
город будет расти вдоль южного, а не северного берега и что там его будущее.
В те дни Саус-Сайд в Чикаго представляла собой пустынную прерию, где в
зимние ночи выли волки, а летом так буйно росли цветы, что и их безбрежном
море исчезал всякий след дороги. Айзик Трифт считал себя человеком
чрезвычайно прозорливым, прямо-таки провидцем, прозревающим картину, не
доступную зрению современников. Те покупали землю в Норд-Сайде. Там строили
они свои дома. Айзик Трифт построил свой на Уобаш-авеню и смело заявлял, что
в один прекрасный день он далеко па юге, этак около Восемнадцатой улицы,
обзаведется настоящей дачей. Он даже предсказывал, что настанет время, когда
дома густо покроют улицы, которые будут называться Тридцатыми или даже
Сороковыми. Как его высмеивали! Ведь доморощенные пророки давно уже твердо
решили, что Сент-Чарльз, город намного старше Чикаго, скоро его обгонит и
сделается метрополией Запада.
В книгах о старом Чикаго и его обитателях вы можете отыскать портрет
Айзика Трифта в галерее суровых и кряжистых отцов города, этих пионеров в
высоких сапогах и подпирающих подбородок галстуках, с массивными часовыми
цепочками и неизменными бакенбардами. И время и место были не для слабых.
Молодому человеку, пришедшему сюда искать свое счастье в унылой неразберихе
слякоти, болот, индейцев и бревенчатых лачуг, что носила имя Чикаго, нужно
было вооружиться непреклонной волей.
Суровый пуританин Айзик Трифт в буквальном смысле слова засучил рукава
и принялся за работу. Почти не нужен ему стал привезенный с Востока шикарный
сюртук бутылочного цвета с позолоченными пуговицами, широким галстуком и
светло-серыми брюками... Но спустя два года он открыл бакалейную лавку и
контору по торговле недвижимостью, приобрел участок для постройки дома на
Уобаш-авеню, который он впоследствии так опрометчиво продал, и послал на
восток за невестой. И молодая леди покинула свой уютный кров, чтобы