"Ю.Г.Фельштинский. Еще раз о немецких деньгах " - читать интересную книгу автора

допускал, что "быть может" немцы приняли "довольно деятельное участие в
подготовке мятежа", т. е. Февральской революции. Тот же ген. Алексеев в
августе 1917 Г., выступая на "параде генералов" (как тогда говорили:
Алексеев, Корнилов, Каледин...) на Московском государственном совещании, с
большой твердостью говорил о людях, "выполняющих веления немецкого
генерального штаба", у которых немецкие деньги "мелодично звенели" в
карманах. В порядке личных воспоминаний хочу добавить, что мне привелось в
ночь ликвидации Корниловского мятежа, спустя две недели после Московского
совещания, вновь слышать ген. Алексеева, который со скорбью говорил о том,
как мы все недооцениваем роли "секретных фондов германии и Австрии" в деле
разложения армии и на предмет отторжения Украины.
Но в какой мере все это относится к Ленину и большевикам? И прав ли А.
Ф. Керенский, который уже в эмиграции утверждал: "Если бы у Ленина не было
опоры во всей материальной и технической мощи немецкого аппарата пропаганды
и немецкого шпионажа, ему никогда не удалось бы разрушение России".
Вспомним вкратце, как вспыхнуло в июльские дни 1917 г., после этой
неудавшейся генеральной репетиции октября, обвинение в получении
большевиками немецких денег. И как оно провалилось, тогда почти не оставив
за собою следа. Министр юстиции Временного правительства Н. П. Переверзев на
основании показаний прапорщика Еремина, бывшего шлиссельбуржца Панкратова,
затем Алексинского, выдвинул это обвинение против большевиков. Нити от
Ленина тянулись в Стокгольм и Копенгаген, иногда прямо, иногда косвенно - к
Парвусу, ганецкому, Козловскому, Штейнбергу, Шпербергу, Суменсон. В деле
были обнаружены телеграммы подозрительного содержания. У Суменсон при аресте
на счету в Сибирском банке оказался 1 миллион. Переверзеву приписывалось
заявление, что Ленин сносится с Парвусом, который якобы является главным
посредником между немецкой казной и большевиками, и что эти сведения ему
передал агент Временного правительства, якобы входящий в состав
большевистского центра (имя этого агента не было названо).
Все это было неопределенно, сумбурно, не вполне правдоподобно. Во
всяком случае, несмотря на аресты многих большевиков и привлечение многих к
ответственности не только за июльские дни, но и за причастность к немецким
деньгам, общественное мнение склонялось к мысли, что слухи о получении
Лениным немецких денег - клевета с целью морально опорочить большевиков.
Показательно для настроений того времени, что ряд политических деятелей,
которых никак нельзя заподозрить в желании во что бы то ни стало обелить
большевиков, сочли нужным выступить против этого обвинения. Даже тот факт,
что Ленин и Зиновьев скрылись от суда и, невзирая на уговоры Каменева и др.,
категорически решили отсиживаться в Финляндии, не вызывал подозрений, что за
этим кроется что-то нечистое. Такие противники Ленина, как И. Церетели, Ф.
Дан, М. Либер и др., отвергали возможность получения большевиками немецких
денег. В. Г. Короленко выразил общее настроение в такой форме: большевики
принесли много вреда, но в подкуп и шпионство большевистских вождей я не
верю.
С. Мельгунов рассказывает, что вскоре после июльских дней в редакцию
его журнала "голос минувшего" в Москве зашел приехавший из Парижа историк
Покровский, большевик и будущий наркомпрос, и на вопрос: получил ли Ленин
деньги у немцев, ответил:
- Конечно. Деньги даны немецкими социал-демократами...
В сущности, вопрос воспринимался всеми в этой интерпретации: немецкие