"Юрий Фельштинский. Архив Троцкого. Том III, часть 1 " - читать интересную книгу автора

больше, чем на месяц, и поэтому принужден был занять пассивно
пропагандистскую линию. Был ли этот "переход", весьма рискованный и
грозивший дискредитировать революцию вместе с Временным правительством,
неизбежным и необходимым? Мне кажется - нет, и сам Ильич в речи,
посвященной годовщине Февральской революции, допускал возможность иного,
более "перманентного" исхода событий, который дал бы нам скорейшее
заключение мира и прочее.
Разве обязательна была соглашательская линия Петроградского совета? Не
будь наша питерская организация разгромлена в предфевральские дни, не
окажись импотентным наше "руководство" - бюро ЦК (Молотов,
Шляпников⁵, Сталин), будь налицо Ленин и Троцкий,-- мы бы никогда
не уступили инициативы в деле организации Советов меньшевикам, никогда бы не
позво-


лили им фальсифицировать им пролетарское правительство (см. об этом
воспоминания Шляпникова, Залежского и др[угих] в "Пролетарской
революции")⁶.
Я помню настроение массы в первые дни Февральской революции. Я помню
резолюции, выносившиеся митингами, приветствовавшими рабоче-солдатскую
власть в лице Совета и требовавшими ликвидации царской Думы. На низах мы
были сильны; низовые работники - агитаторы нашей партии - были проникнуты
идеей советской власти, ни о какой другой и не думали, ибо массы не доверяли
буржуазии. Я помню, как в одной своей статье, помещенной в каком-то из
первых номеров "Правды" под заглавием "Организуйтесь", я писал, что сейчас
не может быть недоверия к сознанию массы. Такое настроение было тогда общим
для всех низовых работников. Помню, какое разочарование постигло меня,
когда, изредка посещая заседания Щетроградского] К[омитета] партии, я
вынужден был выслушивать речи его "вождя" - Авилова⁷,
распространявшегося насчет "постольку-поскольку" и прочее и грозно
прикрикивавшего на "максималистов" типа Подвойского⁸ и нас --
"малых сих". Не даром Выборгский район стал в оппозицию к "руководству", за
что порядочно потерпел (его листовка с призывом к диктатуре пролетариата и к
игнорированию Думы⁹ была запрещена особым постановлением П
[етроградского] К[омитета]).
Увы, и тогда правый курс торжествовал свою победу над объективными
интересами революции. Но, может быть, не все массы были готовы возложить на
себя бремя власти. Может быть, это был только авангард авангарда? И может
быть, Щетроград-ский] К[омитет] был прав, ориентируясь на основные пласты
рабочих и крестьян, еще не затронутых процессом роста сознания? (Я помню,
как тогда некоторые товарищи пытались доказать, что масса не доросла еще
даже до конституционной монархии!) Здесь важно лишь одно - потенциально,
поскольку об этом можно было судить по участвовавшим на митингах рабочим и
солдатам (а ведь они-то и совершили Февральскую революцию!), масса была на
стороне самых крайних лозунгов. А что значило одно лишь настроение 15 тысяч
пулеметчиков, а также броневиков, которым принадлежала гегемония в
гарнизоне? Хватило бы тогда у кого-нибудь смелости восстать против
рабоче-крестьянского правительства Советов? Недаром оборонцы так спешили
заключить соглашение с Исполнительным комитетом Государственной думы,
который никакой популярностью у населения не пользовался.