"Владимир Федюк. Керенский ("Жизнь замечательных людей" #135) (fb2) " - читать интересную книгу автора (Федюк Владимир Павлович)

АДВОКАТ

Керенский вернулся в столицу из Ташкента в середине августа. В эти дни весь Петербург обсуждал одну новость: на Аптекарском острове, где находилась дача премьер-министра П. А. Столыпина, прогремел взрыв. Погибших было более трех десятков; свыше двадцати человек, в том числе сын и дочь премьера, были ранены. Как выяснилось позднее, это покушение было организовано эсерами-максималистами, мстившими таким образом Столыпину за жестокие расправы над участниками революционного движения. Революция шла на спад, но это мало сказывалось на количестве пролитой крови.

Быть может, это будет сказано цинично, но царившая в стране атмосфера была идеальна для адвоката, решившего специализироваться по политическим делам. Пребывание в тюрьме заставило Керенского определиться окончательно — никаких гражданских, никаких уголовных процессов, только политика. Но вчерашнему студенту, не имевшему никакого опыта, пробиться в замкнутую адвокатскую корпорацию было очень трудно.

Среди знакомых Керенского был молодой петербургский адвокат Н. Д. Соколов. Он был всего на несколько лет старше нашего героя, но уже успел создать себе имя, участвуя в политических процессах. Был конец октября, когда Соколов неожиданно позвонил Керенскому. Он сообщил, что срочно выезжает в Кронштадт, где должно состояться слушание по делу о попытке восстания на крейсере «Память Азова». Но в этот же самый день, 30 октября, в Ревеле начинается процесс по делу группы местных крестьян, разграбивших имение помещика-барона. Соколов попросил Керенского заменить его на суде.

В ту же ночь Керенский выехал в Ревель. В поезде по дороге, напившись кофе, чтобы не уснуть, он изучал материалы дела. Для того времени оно было весьма типичным. Крестьяне-арендаторы действительно были виновны в разграблении имения и помещичьего дома, но за свое преступление они уже были наказаны, и наказаны жестоко. Хозяин имения вызвал для наведения порядка карательную команду, которая и устроила прямо на месте бессудную расправу. Схваченные крестьяне были безжалостно выпороты, а зачинщики, или точнее те, кто был назначен на эту роль, позже отданы под суд.

В Ревеле Керенского встречали здешние адвокаты во главе с Я. Поской (в будущем — президентом независимой Эстонской республики). Их несколько смутил чрезмерно юный возраст столичного коллеги, но они вежливо уступили ему ведущую роль. Керенский построил защиту на том, что перед судом предстали не реальные виновники, а случайные лица, к тому же уже понесшие наказание. Ситуация была почти беспроигрышная — обвинение апеллировало к букве закона, а защита играла на эмоциях. Разжалобить присяжных было несложно даже такому неопытному адвокату, каким в ту пору был Керенский. В результате большинство обвиняемых были полностью оправдано.

Отчет о процессе попал в столичные газеты. С этих пор имя Керенского стало известно в адвокатской среде. Керенский понимал, что приобретенную популярность нужно поддерживать. Он соглашался на любые предложения, даже такие, от которых отказывались его более маститые коллеги. По его собственным словам, в последующие годы он почти не бывал в Петербурге, постоянно разъезжая по стране. В этом отношении Керенский не представлял исключения. В Петербурге, Москве и других крупных городах молодые адвокаты, специализировавшиеся на политических процессах, создали что-то вроде неформального объединения. Негласное соглашение предписывало им ограничивать свой гонорар стоимостью проезда во втором классе и суточными в размере 10 рублей.[65]

Мэтры российской адвокатуры, сделавшие себе имя в другую эпоху, с большой осторожностью относились к деятельности молодых, не без основания упрекая их в приверженности конъюнктуре. Один из представителей старшего поколения, знаменитый петербургский адвокат П. Н. Карабчевский, писал: «Такие адвокаты, как Родичев, Керенский, Соколов, не отличаясь ни умом, ни талантливостью, ни широтою мировоззрения, были вполне подходящими стенобитными орудиями, ударявшими всегда в одну и ту же точку, по заранее выработанному революционному трафарету. И они добились своего; приобрели в конце концов последователей, союзников и подражателей, настолько, что к периоду 1904–1905 годов составляли уже весьма заметную и довольно властную в сословии группу».[66]

О Керенском Карабчевский тоже был весьма невысокого мнения. «Керенский как судебный оратор не выдавался ни на йоту: истерически-плаксивый тон, много запальчивости и при всем этом крайнее однообразие и бедность эрудиции. Его адвокатская деятельность не позволяла нам провидеть в нем даже того „словесного“ калифа на час, каким он явил себя России в революционные дни».[67] Наверное, так оно и было. Опыт, знания, интуиция приходят со временем. Керенскому же не исполнилось и тридцати. Все его знания были почерпнуты из университетских лекций. Умения и навыки, конкретные приемы адвокатской работы он познавал на практике. Конечно, ошибки были неизбежны, но они не слишком мешали его карьере. В стране одновременно проходило до сотни политических процессов, и защитники, даже неопытные, были нарасхват.

Профессия адвоката оказалась тем, что и было нужно Керенскому. В зале судебных заседаний несостоявшийся «артист императорских театров» чувствовал себя как на сцене. По ходу дела он шлифовал не только ораторские приемы, но и образ как таковой. Первым «имиджмейкером» Керенского стала его жена Ольга Львовна. Хотя Керенский и пользовался успехом у женщин, но красавцем его было назвать никак нельзя. Его внешность портил чрезмерно большой пористый нос, эдакой грушей нависавший над верхней губой. Волосы тоже подкачали — прямые и редкие, они прилипали ко лбу неаккуратными прядями. Ольга Львовна посоветовала мужу стричься под «бобрик». Это делало на вид волосы более густыми и открывало высокий лоб. С тех пор до самой старости Керенский остался верен этой прическе.

Еще одна характерная деталь внешнего облика Керенского. Все современники отмечают его бритое «по-актерски» лицо. В то время, когда практически все мужчины носили густые бороды и усы, это действительно обращало на себя внимание. Брили бороды только театральные актеры, которым приходилось играть роли то стариков, то юношей. Керенскому хватило опыта гимназической сцены, для того чтобы понять, какое значение в актерской игре имеет мимика. Став адвокатом, он очень активно использовал этот прием. Те, кто позже сталкивался с Керенским-политиком, вспоминали, что он любил закатывать глаза и кривить рот в иронической усмешке.

Этот период в жизни Керенского совпал с большими переменами в его личной жизни. Мы уже писали о том, что в 1907 году у него родился второй сын — Глеб. В 1911 году в возрасте тридцати пяти лет скоропостижно умирает старшая сестра Керенского Надежда, бывшая замужем за известным ташкентским архитектором Г. М. Сваричевским. За год до этого в возрасте шестидесяти восьми лет ушел в отставку Федор Михайлович Керенский. После смерти жены он сильно сдал и дряхлел на глазах. К этому времени его сын Александр не только успел создать себе имя, но и добился определенного уровня материального благосостояния. Это позволило ему взять отца к себе в Петербург. Здесь, в столице, Федор Михайлович и умер после продолжительной болезни 8 июня 1912 года.

Между тем адвокат Керенский трудился не покладая рук. Один процесс следовал за другим. Дело так называемой «Ту-кумской республики» в Риге, дело об экспроприации денег Миасского казначейства в уральском Златоусте, дело «Крестьянского братства» в Тверской губернии, дело Союза учителей в Петербурге. В каких-то случаях защите удавалось добиться успеха, в каких-то нет, но даже неудачи шли Керенскому на пользу. Обвинительные приговоры всегда можно было отнести на счет предвзятого суда, а пара-другая обличительных интервью в либеральной печати только укрепляла его репутацию передового адвоката.

Особенно тяжелым для Керенского выдался 1912 год. С января до середины марта в Особом присутствии Правительствующего сената слушалось дело армянской революционной партии дашнакцутюн. Керенский был на процессе одним из основных защитников. Именно благодаря его настойчивости суд провел экспертизу свидетельских показаний, отвергнув в итоге большую часть аргументов обвинения. Из 147 обвиняемых 95 были оправданы. Керенский еще оставался в Петербурге, когда в его родном Ташкенте начались слушания по делу туркестанской организации партии социалистов-революционеров. К суду было привлечено 55 человек, половине из которых, в том числе трем женщинам, были предъявлены обвинения, предполагающие смертную казнь.

Сторону защиты на процессе представляли три столичных адвоката, в том числе и Керенский. Им удалось добиться существенного смягчения наказания. Хотя первоначально пятерых обвиняемых и приговорили к смертной казни, по ходатайству защитников она была заменена каторжными работами.

Известие об этом стало своеобразным подарком к очередному, тридцать первому, дню рождения Керенского. За какие-то семь лет ему удалось сделать почти невозможное. Вчерашний студент превратился в респектабельного адвоката, который, несмотря на молодость, пользовался известностью и уважением в профессиональных кругах. Это приносило и прямые материальные дивиденды. Хотя многие из тех, кого защищал Керенский, и не были в состоянии платить ему большие гонорары, но это, как правило, компенсировалось другими. Адвокатская практика давала Керенскому 4–5 тысяч в год, что по тем временам было вполне достойной суммой.

Другой на месте Керенского мог бы успокоиться на достигнутом. Но его честолюбие росло с каждым годом. Теперь ему мало было выступать защитником на политических процессах. Он хотел делать политику сам. В министры его явно бы не взяли, однако был и другой путь. В 1912 году должны были состояться выборы в Государственную думу, и Керенский уже примерялся в депутатское кресло. Нужен был подходящий случай, для того чтобы заставить говорить о себе, и случай этот не преминул подвернуться как раз вовремя.