"Вячеслав Федоров. Симбиот (пападанец в 1940 г.) " - читать интересную книгу автора

белофиннами. Сталин отчетливо понимал, что в Наркомате обороны наличествуют
серьезные проблемы, вот только не до конца осознавал их масштаб. Но это-то
как раз играло мне на руку. Их массив просто раздавит его своим размером и
вынудит действовать быстро и жестко. С внешней угрозой так же вопросов не
возникало, и руководство страны все это видело и довольно четко осознавало.
Вождь лишь несколько промахнулся с датой прихода очередных покорителей
русских варваров, однако в том, что они тут появятся, он не сомневался ни
секунды.
Но вот создать группу единомышленников, способных разработать и
внедрить комплекс мер по повышению боеспособности Красной Армии, предстояло
мне. Как это ни прискорбно, но в моей реальности до войны этого так и не
произошло. И немаловажную роль в этом сыграл все тот же Сталин. Дело даже не
в том, что на пути достижения его личной власти были уничтожены лучшие
офицерские кадры. Это-то как раз не совсем полная правда. Если уж ты взялся
вставлять палки в колеса человеку, рвущемуся к трону любыми способами, так
уж будь готов к последствиям своих действий. Или бей первым, да так чтоб у
оппонента голова с плеч слетела, или вообще не лезь. А пустобрехов, да к
тому же готовых в любой момент подсунуть тебе кнопку под мягкое место, не
любили во всех странах. За то и огребли. Но вот намертво задавленная
инициатива остальных была непростительной ошибкой, размеры которой до конца
невозможно оценить, даже обладая послезнанием. Оставшиеся после устранения
из армии неблагонадежных, среди которых немалая часть была и вовсе люди
абсолютно непричастные к каким-либо интригам, разделились на две группы.
Одни, обложившись тоннами оправдательных бумажек, не хотели вообще никаких
перемен, напрямую связывая их появление с сохранностью собственной головы.
Вторые перемен хотели, но были запуганы до полусмерти, и предпочли спрятать
голову в раковину безразличия и невмешательства. Была еще и третья группа.
Это были те командиры, которые поставили долг перед народом выше собственных
страхов и сомнений, и именно их мне предстояло объединить и направить в
нужную сторону.
Собственно в самой системе сбора, оценки и внедрения боевого опыта, а
также в системе разработки новых приемов ведения войн, я видел два изъяна.
Во-первых, во все времена их разработкой занималась небольшая группа
высокопоставленных военных, которые при всем желании не обладали нужным
объемом правдивой первичной информации. Да и не могли один или несколько
человек ее правильно обработать и сделать соответствующие выводы - массив
знаний слишком велик. Здесь пример с разработанной в СССР теорией глубокой
наступательной операции наиболее показателен. Для тех, кто не в курсе - эта
теория, разработанная нашими военными теоретиками, стала становым хребтом
немецкого блицкрига. Мы создали концепцию, а немцы вдохнули в нее жизнь,
наполнив деталями. А потом испытали ее на нашей же шкуре. Вторая проблема
напрямую вытекала из первой. Сбору правдивой первичной информации
препятствовала армейская система субординации и извечное опасение генералов
за сохранение собственного здоровья и благополучия. Сами подумайте, какой
генерал прислушается к мнению жалкого капитанишки или провинциального
майора, написавших очередную докладную записку с какими-то умозаключениями.
Какие вообще умозаключения могут делать эти неудачники? С другой стороны
любое нововведение натыкалось на противодействие в силу того, что предыдущие
решения ведь тоже кто-то принимал. И принимал либо тот человек, от которого
зависит сегодняшнее решение, а это равносильно признанию собственной