"Юрий Федоров. Державы для..." - читать интересную книгу автора

процветания империи.
Иван Варфоломеевич, безоговорочно причислив Федора Федоровича к когорте
"птенцов гнезда Петрова", решал для себя вопрос: какая из двух партий
большей силой возобладает? Но глаза у генерал-губернатора были прозрачны и
не выражали ничего.
На этом разговор закончился.
Гость пригубил из бокала и в сопровождении хозяина прошел в отведенные
ему апартаменты. Разговором он остался недоволен.
В последующие дни Федор Федорович интересовался делами торговыми в
Кяхте, ознакомился с положением Морской школы в Охотске, встречался с
чиновниками канцелярии.
Через неделю он отбыл в Петербург.
Иван Варфоломеевич провожал гостя, стоя у подъезда дворца с той же в
точности улыбкой, с которой и встречал его семь дней назад. Когда карета
отъехала, генерал-губернатор прошел в свой кабинет и в глубокой задумчивости
сел за стол.

Флотилия Шелихова шла с хорошим ветром. На синем небе не было ни
облачка. Пена, брызги, ветер в лицо! Галиот "Три святителя" разваливал
сверкающие волны.
Григорий Иванович был рад такому удачному началу похода. От самого
Охотска, как с банок снялись, шли под полными парусами. Ночами, правда,
Измайлов парусность велел уменьшать, так как опасался плавающих льдов. Море
Ламское коварно, льды здесь и летом встречались.
Сейчас, на палубе, Измайлов говорил:
- Вода в море этом по кругу ходит. В проливы Курильские из океана
вливается, как в бутыль, и на север прет. Оттуда сваливает вдоль восточных
берегов, к югу тянет, с севера льды наносит. Иные льдины идут притопленные.
Вот этих-то опаснее нет. Каверза истинная.
Григорий Иванович, слушая, щурился и подставлял лицо солнцу. Под
напором ветра, надувшего паруса, мачты пели ровно и сильно, и звук этот был
как гудение тяжелого шмеля.
- Я вот, - говорил Измайлов, - в Петропавловском аглицкий бриг видел,
обшитый медью листовой по дереву. Тому все нипочем. Льды не льды, а он себе
идет!
- Ничего, - сказал Григорий Иванович, - и мы пройдем.
Лицо Шелихова менялось: то тень на него ложилась, то солнечный луч, то
опять тучи пробегали. И казалось, что глаза то надеждой загорались, то вдруг
гасли.
У борта ватажники рыбу ловили, сидели компанией на палубе под хорошим
ветерком. Ветер трепал бороды, ворошил волосы. За главного у рыбаков был
Степан.
- Присаживайся, - сказал он Шелихову. - Рыбка - сладость.
Григорий Иванович попробовал: и впрямь рыбка сладость была, строганине
из осетра или тайменя не уступит.
- Воля, - Степан показал рукой в море. - Прямо степи наши зауральские!
Глаза у него вспыхнули.
У мужиков лица темные, шеи морщинами перерезаны, как шрамами, руки
узласты.
- Воля, - выдохнул кто-то.