"Михаил Федотов. Параллельное время (Летний дневник)" - читать интересную книгу автора

медицине, и она сказала, что, блядь, пашет тут с сорок девятого года, но
такого, блядь, кругом ворья на ее памяти еще не бывало. Еще она рассказала,
что Валечку-подавальщицу, которая была потом заведующей столовой, нашли
убитой на городской свалке, и показала мне развороченную печь на кухне. Печь
разобрали во время ремонта, и теперь никто не хотел ее складывать. "Ты где
живешь, в Америке?" - спросила она. "Если тебе будет негде ночевать,
приходи, мы что-нибудь придумаем, сразу вижу, что свой". - "Ты видишь, она
тебя тоже приняла за бомжа, - сказал недовольный Маля. - Но сколько же этой
бабке может быть лет?"
А вопрос это совершенно неуместный, потому что бабке этой ни сколько ни
лет, ей вообще нет лет - это другое время. Я даже думаю, что наша прогулка
по институтскому двору была вся целиком в параллельном времени.
Для проверки я зашел на минуту в Центральный приемный покой и спросил,
кто же там сегодня заведует. Хлоркой воняло нестерпимо, и банка с хлоркой
стояла на прежнем месте. "Прасковья Петровна!" - ответила мне фельдшерица,
удивленно нас осматривая. Я многозначительно посмотрел на Малю, и мы пошли
дальше. Прасковья была заведующей в начале шестидесятых, и уже тогда ей было
больше пятидесяти лет, я видел ее паспорт. А прошло с тех пор около сорока
лет. "Разное время - это как доллары американские и канадские. Ты понимаешь
разницу?" Он серьезно утвердительно кивнул. "Это я понимаю", - сказал он
почему-то с акцентом. "Вот так же и время. Или ты думаешь, что Ной жил
тысячу лет? Хуй! Хорош будет твой Ной, если ему придется жить наши 1000 лет,
я представляю, как бы его стошнило". И Маля улетел обратно в Америку. Я
думаю, что он и сейчас еще там.


3

Женщин в пионерлагере почти не было. В домике, на котором было написано
"третий отряд", уже неделю жили две моложавые сестры с детьми. У старшей
женщины была двенадцатилетняя дочка-каратека, которая гоняла со мной по
пляжу в футбол. Моложавые сестры всюду ходили вдвоем, даже писать. Я
ненавижу эту женскую привычку. Но вчера я встретил младшую,
одну-одинешеньку, когда ходил за футбольное поле за земляникой.
Мои сыновья, эти два наглых дармоеда, уже второй день ничего не хотели
есть. Их воротило от каш, их воротило от супов, за которые я колол дрова и
копал силосную яму. Слово "супы" они вообще не хотели слышать. Мне тоже
осточертела гречка. Будет коммунизм, уже не будет гречки. А пока мне
пришлось перейти на землянику. "Земляника, опять земляника, деточек откормлю
и сам уемся", - думал я, ползая часами по земле. Это земляника моей родины.
Это ее земляничная поляна. Я вернулся в свое отечество, чтобы вдыхать
землянику среди трав и умиляться. Русский человек не может жить без
земляники! То, что предпоследнюю свою землянику я покупал десять лет назад
во Флоренции, я старательно удалял из памяти.
И вот посреди пустынного футбольного поля, в районе штрафной площадки,
лежала блондинка с голой шоколадной жопой и невозмутимо на меня смотрела.
Если вы помните точку, с которой Игорь Численко забил левой ногой
англичанам, то вот на этом месте лежала на животе обнаженная маха из
провинции. Просто какое-то заколдованное место. Земляника в моих руках
покрылась крупными каплями пота. У нас в деревне мимо такого не проходят.