"Павел Ильич Федоров. Агафон с Большой Волги " - читать интересную книгу автора

остро блеснувшие глаза.
- Антон Николаевич Константинов просил передать вам поклон и велел
доставить меня в Чебаклинский племсовхоз. Знаете такого?
- Секретаря-то райкома? Кто же его не знает! Вы, значит, к нам? В
командировку? - не скрывая радости, спрашивала она.
- Не то чтобы в командировку, а просто заехал... вот на казачек
поглядеть, может, полюбится какая... Поехали!..
В пути все приглядывались друг к другу, изредка переговаривались.
Доехали быстро, через час были уже на месте. Совхоз расположен в
неглубокой горной долине на небольшом пригорке, откуда виден на десятки
километров светло-желтый волнорез приуральских гор. В самой низине
протекала речка Чебакла, заросшая черемушником, ольхой, красноталом и
молодыми вязами. Сейчас, несмотря на оголенный, только что начинающий
оживать лес, Агафону показалось все милым и приветливым. Склоны предгорий
отсвечивали на солнце золотисто-желтым, волнистым ковылем, в лощинах
отливал серебром хрустально-чистый, нерастаявший снег. На невысоких холмах
и шиханах ютились светло-серыми заплатами отдельные рощи - колки, радуя
глаз свежестью гладкоствольной осины, черно-пестрого березнячка,
красноватой таволги, зарослями дикой вишни, чилиги и шиповника.
Само село Дрожжевка выглядело как-то особенно патриархально. Если бы
не выстроенные под открытым небом колонны тракторов, автомашин и
комбайнов, которые, казалось, завернули сюда случайно и остановились,
чтобы похвастаться новенькой разноцветной окраской, то Дрожжевка сама по
себе походила бы на древний старообрядческий скит.
Дома здесь длинные, приземистые, на каменных фундаментах, с высокими
коньками железных и тесовых, почерневших от давности крыш. Самый большой
дом раскорячился своими пристройками посредине села, словно навечно
вцепился в эту благодатную землю своими каменными зубьями остро обнаженных
углов. На окнах с тюлевыми занавесками стояли цветы. Рядом на внушительном
каменном лабазе неуклюже растопырилась вывеска: "СЕЛЬМАГ".
К этому обширному подворью подкатила машина и остановилась. На
единственной улице, где-то в конце, возвышалось какое то недостроенное
здание. Там желтели сосновым тесом несколько новых стандартных домиков с
тянувшимися к ним электрическими проводами. Сколько Агафон ни смотрел,
нигде не увидел пока ни одного козленка. У некоторых подворотен лежали и
грелись на солнце какие-то особо лохматые собаки, враждебно косясь на
незнакомца злыми глазами.
- А где же козлы? - выпрыгнув из машины, спросил Агафон, отряхивая
помятое, запыленное столичное пальто.
- Козы в кошарах, - ответил Федя и улыбнулся.
Агафон с присущей ему откровенностью хотел было спросить, с чем едят
эти самые кошары, но не решился. Помог сгрузить товар и после очень
ласкового и настойчивого приглашения Вари Голубенковой вошел в обширные
сени дома. Ее мать, Агафья Нестеровна Монахова, оренбургская
вдова-казачка, встретила его приветливо. Вскоре в большую светлую горенку
пошел аппетитный дух жареных беляшей и знаменитой казачьей лапши с жирной
гусятиной.
"Здесь умеют поесть", - принимаясь за кушанья, подумал Агафон.
За столом сидели Варя, молодой тракторист Федя, оказавшийся
племянником Агафьи Нестеровны. Из разговора выяснилось, что Федя рос