"Павел Ильич Федоров. В августовских лесах (про войну)" - читать интересную книгу автора

волосы и вызывающе посмотрела на сидящего рядом с мужем председателя
Совета Ивана Магницкого. Щуря на солнце большие коричневые глаза, она
навязчиво переспросила:
- Почему мне не хотеть идти в костел? Может, пан комиссар Магницкий
запретит мне молиться?
- С чего это вы взяли, Стася? Да и какой из меня пан?
- А Советы скоро всем запретят молиться, - сказал только что
подошедший бывший староста при панской власти - высокий большеносый поляк
Юзеф Михальский.
- Большевики никому не запрещают молиться, - возразил Магницкий. Ему
захотелось покрепче отчитать этого панского выродка, но его перебила Стася
Седлецкая:
- Если они вздумают запретить, так я не очень-то их послушаюсь.
Самому папе пожалуюсь...
- Ступай молись на здоровье и не трещи тут, как сорока, - повернув
голову, властно проговорил ее муж Олесь Седлецкий. При этом концы его усов
дрогнули и зашевелились от едва сдерживаемого гнева.
Седлецкий сегодня с утра был не в духе. Магницкий принес ему
очередной налоговый лист. За лавочку надо было платить солидную сумму, а
торговлишка шла не бойко. В Гуличи, районный центр, Советы навезли столько
товаров, что даже складывать некуда. Спешно начали строить торговые
помещения и лабазы.
Юзеф Михальский предлагает заняться контрабандой. Вчера познакомил с
одним недавно прибывшим из Гродно человеком. Но человек этот, по мнению
Олеся, очень подозрительный: одет как монах, да и интересуется больше
новой властью, настроением населения, чем коммерцией... А политика вовсе
не его, Олеся, дело. Разумеется, при случае он не прочь послушать хорошую
политику, особенно если она может способствовать развитию коммерции. Но
политика, связанная с контрабандой, не для Олеся Седлецкого. Не в его
характере рисковать башкой. Он привык к тихой семейной жизни. У него жена
и две дочери, одна из них уже вдова, а другая - невеста. Вот она убирается
в доме и поет, как жаворонок. Ей все нипочем! Погоди, что такое она поет?

Разгромили атаманов,
Разогнали воевод
И на Тихом океане
Свой закончили поход.

Из распахнутого окна доносился чистый девичий голос. Перемешивая
русские слова с польскими, Галина, подражая пограничникам ближайшей
заставы, пела сочным грудным голосом. Песня оборвалась, послышался
задорный девичий смех и грозный окрик матери.
- У тебя, Олесь, дочка в красные, что ли, собирается - все время
солдатские песни напевает? - язвительно замечает Михальский. - Воевод-то
пока еще не всех разогнали, подождите трошки...
Юзеф Михальский сорвал торчащую у крыльца верхушку высохшей полыни и,
разминая, зажал в горсть. В лицо Олеся Седлецкого ударил горький запах
полынной пыли. Запах этот, казалось, еще больше растравил охваченную
горечью душу. Хмуро покосившись на скрюченный нос бывшего старосты, Олесь
дернул правый ус книзу и, не скрывая злости, проговорил: